Я упал на стул и бросил свою шляпу на пол около ебя. Эльфего принес кофе. После двух-трех глотков в голове прояснилось, и я стал обдумывать случившееся.
Мне все это не нравилось. Конечно, нападения на близлежащие ранчо не были чем-то необычным, из ряда вон выходящим, но налет на наших лошадей, вскоре после первого, представлялся просто маловероятным. Ведь тогда, в первый раз, несколько грабителей были убиты; и странно, подумалось мне, что они повторили нападение через такой короткий промежуток времени. Полученный урок должен был бы сделать их более осторожными. И все же налет был совершен, несколько лошадей украдены. Что я должен предпринять в такой ситуации?
Что-то не давало мне покоя, тревожило. Поблизости находилось не менее дюжины других табунов, которые были более доступны, чем наши, и охранялись хуже. Так почему же опять наши? И почему так скоро?..
Воздух в комнате приятен и прохладен. Я закрыл глаза, и тотчас мысли мои вернулись к Мегги — я всячески старался гнать их от себя. Нет, она не предавала меня. Она самостоятельный, взрослый человек и может поступать так, как считает нужным. Несомненно, что и дон Федерико красивый и обаятельный мужчина. То, что он мой враг, вовсе не делало его врагом Мегги. Я опять оказался в дураках... Логика логикой, но, тем не менее, подобные мысли раздражали меня. Открыв глаза, я уставился на потолок, стараясь привести свои мысли в порядок. Глотнул кофе. Предположим...
Нет! Это маловероятно. Ну, а все-таки... Предположим, кража лошадей осуществлялась по заранее продуманному плану, конечная цель которого — разделаться со мной. Заманить меня, как Бартона, в ловушку и убить? Кто жаждал моей гибели? Единомышленники погибших во время последнего набега? Или дон Исидро? Или, может быть, дон Федерико? Предположим, Мегги упомянула обо мне в одном из разговоров, и теперь он решил уничтожить меня как соперника?
Бог знает что лезло в голову. Или я просто был слишком увлечен своими проблемами и не мог уже трезво мыслить. А может быть, это был обычный случай конокрадства?
Пусть даже так, но на чужих уроках мы учимся: помня о западне, в которую попал Бартон, надо действовать очень осторожно и осмотрительно.
Я давно понял: для того, чтобы обрести равновесие, человеку необходимы минуты тишины и покоя, тогда напряжение легко спадает и возвращается хладнокровие. Одним такие мгновения дают силу, другим возвращают ясность мысли, которая может помочь решить неразрешимые, казалось, проблемы. Иногда для отдохновения достаточно всего нескольких таких минут.
Утраченное душевное равновесие возвращали пешие или верховые прогулки, чтение книг и даже просто пребывание в одиночестве. Вот и теперь, сидя в приятной прохладе галереи, любуясь брызгами фонтана, я быстрее восстановлю силы, а возможно, сделаю для себя какие-то выводы относительно своего состояния.
Ненависть — безобразное, отталкивающее чувство, которое разрушает чаще всего того, кто ненавидит, а не предмет ненависти. Этого я старался избегать. Несмотря ни на что я не испытывал ненависти к дону Исидро. Мне хотелось одного: чтобы правосудие заставило этого человека заплатить за все, что он совершил, за горе, причиненное моим родителям, за их гибель. Конечно, его неотступное преследование только больше сплотило их, сблизило, чего могло не произойти в любой другой ситуации, но...
Дон Исидо гордился своим именем, репутацию которого поддерживали и завоевывали для него другие. Сам же он ничего не сделал ради этого. В Калифорнии он считал всех ниже себя по происхождению. И вряд ли в ком-нибудь видел достойного войти в его семью. По этой причине он выгнал из родного дома и собственную дочь. А теперь превратился в одинокого озлобленного старика, который остался ни с чем.
Прежние слуги семьи покинули его, причиной чему послужили недостойные действия хозяина. Те же, кто теперь окружал его, это люди, не подвластные контролю старика, в присутствии посторонних высказывали ему свое почтение, а в душе презирали...
Кажется, я разобрал по косточкам всех своих врагов, но ни на йоту вперед не продвинулся, что не могло не угнетать меня. Поэтому все еще не пришел к какому-то решению.
Из окна видны были заросли деревьев, зеленые луга и усеянные колючками кактусы. Высоко над Лос-Анджелесом поднимались струйки дыма. Дон Бенито Вилсон сказал однажды, что здесь со временем вырастет огромный город. Возможно, так оно и будет, только для этого необходимо развивать промышленность, а не только скотоводство и виноградное дело, которые слишком популярны у людей теперь.
Но я не был уверен в том, что хочу, чтобы Лос-Анджелес превратился в огромный город, поскольку мы станем первыми, кто увидит, как увядают наши поля, вырубаются деревья, мутнеет горизонт. Мы первые все начнем переводить на деньги, оплакивая потерянную красоту. А в том, что так оно и случится, я был убежден.
Кроме того, мы никогда не должны забывать, что земля и вода оставлены нам как бы на время, что следом придут другие поколения, которые тоже будут кормиться урожаями этой земли, пить эту воду. Недостаточно поэтому просто что-то оставить грядущим поколениям: мы должны оставить все в более привлекательном виде, нежели получили.
Я всегда испытывал боль при виде упавшего дерева. Знаю, если исчезнут деревья, то и человек тоже исчезнет с лица земли, потому что без них жить не сможет. Деревья дарят нам чистый воздух, которым мы дышим; если их не станет, воздух будет плотным и пыльным, все живое погибнет, а все великие крепости превратятся в обломки, останется лишь сорная трава, которая покроет уродливые могильные холмы, оставшиеся после нас...
Мой кофе остыл, Эльфего ушел куда-то по своим делам. Я смотрел на луг, видел резвящихся лошадей, которые, словно разноцветные молнии, взлетали над зеленью трав. Это и была та самая прекрасная жизнь, которой мог бы жить и я, — выращивать лошадей, изо дня в день наблюдать, как они растут, и, возможно, таким образом вносить свой не слишком великий, но достойный вклад в общую судьбу страны.
Не воздвигнутые здания создают город, а горожане. А горожанами считают не только тех, кто живет в городе, но и людей, которые помогают ему существовать. Отец часто рассказывал мне о митингах и дискуссиях в городах Новой Англии, помогающих развитию городов и штатов. Вот к этому-то я и должен готовить себя.
Для человека нет роли выше и достойнее, чем участие в управлении людьми. Но нет ниже и вульгарнее человека, который вздумает воспользоваться этой силой во вред людям.
По краям полей уже протянулись тени, деревья слились в темную однообразную стену, наступила ночь.
Ночь... И я был один. Беспокойно подошел к окну, потом торопливо отпрянул в сторону, посчитав, что для спрятавшегося стрелка буду отличной мишенью. Я мрачно нахмурился. Есть мечты, но рядом с ними существует реальность, и не все люди являются людьми доброй воли.
Где сейчас Мегги? Вспоминает ли обо мне?.. Но почему, почему она должна обо мне вспоминать? Почему из всех мужчин она выбрала дона Федерико? Он старше ее, по крайней мере, в два раза, правда, здесь это стало почти обычаем: девушки четырнадцати — шестнадцати лет выходили замуж за мужчин вдвое старше их. Мегги моложе меня, хотя мы вместе и ходили в школу. Ред Хубер старше всех нас, хотя и тоже учился с нами, ведь у нас не существовало деления на классы.