— Ты имеешь представление о том, где мы находимся? — спросил я Рокку.
— Я уже думал об этом. — Он нарисовал на песке волнистую линию. — Это Бависпе, — пояснил он и добавил: — Она течет вон туда на запад. Если переправиться через реку, там может оказаться ранчо. Рассчитывать на то, что там остались люди, не приходится. Но всякое может случиться. Апачи сожгли большинство поместий, а их обитателей перебили или вынудили уехать. Но даже в заброшенном ранчо можно разбить удобный лагерь. Там сохранились остатки стен, есть вода и трава. А дальше направимся к Санта-Маргаритас. Я знаю, что в тех краях есть поселок старателей, а оттуда двинемся в Чинапу, что на Сонара-Ривер.
— Звучит неплохо.
Испанец жевал травинку.
— Факт остается фактом, — заметил он, — мы не сделали того, ради чего сюда ехали: не освободили твоего племянника.
Рокка внимательно смотрел на меня.
— Дети ничего не слышали о моем племяннике… А если бы он был у индейцев, они непременно знали бы.
— Женщинам нельзя верить, — сказал Испанец. — Не хочу тебя обидеть, но ты когда-нибудь… То есть, ты с женой брата…
Я посмотрел ему в глаза.
— Ты меня не обидел, Испанец, ведь ты вызвался мне помочь. До того, как мы встретились с ней в Тусоне, я о ней ничего не слышал. Мы с братом давно не виделись. А когда встречались, разговаривали о старых добрых временах и старых знакомых. — Я обвел друзей взглядом. — Дома мне почти не приходилось бывать. Бродяжничал…
Некоторое время царило молчание. Появившийся из кустов Баттлз сказал:
— По-моему, тебе соврали, Сэкетт.
— С какой стати?
— Может, она хотела, чтобы тебя убили? Ты же понимаешь, из таких экспедиций редко кто возвращается. И даже мы не знаем, вернемся ли.
— Детям ничего не известно о твоем племяннике, — повторил Рокка, — а они непременно знали бы. И Гарри Брук тоже знал бы. Он хорошо говорит на языке апач, а на индейских стоянках всегда обсуждаются последние вести.
Ладно, сейчас не время и не место размышлять об этом. Нам предстояло проехать еще много миль. Это я и сказал своим спутникам. Мы оседлали коней и тронулись в путь вниз по ручью.
Рокка то и дело оглядывался. Он явно пребывал в беспокойстве. Оно и понятно: если на земле апачей видишь их, значит, есть повод для беспокойства, а если не видишь, то считай, что попал в беду.
Когда по равнине поползли тени окрестных гор, мы, четверо уставших парней с уставшими детьми на руках, набрели на ранчо. На подступах к нему мы вытянулись цепью. Я ехал с винчестером наготове, рыская глазами из-под низко надвинутой шляпы в поисках малейшего подозрительного движения или тени.
Дыма не видно, движения тоже. Внезапно закричала голубая сойка, затем подала голос перепелка, ей вторила другая. И снова воцарилась тишина.
Мы молча въехали во двор — Баттлз через ворота, а я через дыру в полуразвалившейся стене. Рокка обогнул дом слева, Испанец справа.
Ранчо оказалось заброшенным. Деревянные постройки сгорели, а каменные стены обвалились. Окна напоминали слепые глаза, уставившиеся в пустоту. Там, где когда-то были сараи, на камнях разбитого фундамента лежали обгорелые бревна. Загоны для скота заросли мескитовым кустарником.
Но деревья во дворе уцелели и манили под свою сень. И вода текла по железной трубе в чудом уцелевший резервуар. В открытое окно протиснулась ветка дуба. Во внутреннем дворике проросла сикамора, раздвинув каменные плиты.
Когда-то ранчо было сказочным местом, здесь зеленели поля, жили, трудились и любили люди.
Мы въехали во двор и натянули поводья. Теперь мы слышали только ветер и шум воды в резервуаре.
Джон Джей Баттлз не спеша огляделся по сторонам и ничего не сказал, Испанец Мерфи некоторое время сидел молча.
— Когда долго едешь по пыльной тропе или блуждаешь по пустыне в поисках воды, о таком месте можно только мечтать, — сказал наконец он.
— Надо осмотреть ранчо, — ответил я. — Тамп, разведай, что там сзади. Испанец, ты остаешься с детьми.
Во дворе прямо у меня из-под ног метнулся заяц и вприпрыжку стал улепетывать. Мы обыскали все вокруг, но ничего не нашли. Абсолютно ничего.
В углу двора находилась смотровая башня, но теперь она наполовину скрыта деревьями. Туда-то я и направился. Баттлз же принялся готовить еду.
День клонился к закату, но солнце еще светило вовсю, и из-за этого открытая местность с западной стороны просматривалась плохо. Если появятся индейцы, то только с востока, но они не преминут воспользоваться при атаке слепящим светом солнца. Однако солнце скрылось за горами, а я принялся еще более внимательно осматривать местность, но не обнаружил ничего подозрительного.
Где Дорсет Бинни и мальчик? Если они поехали той дорогой, которую я указал, то должны находиться где-то поблизости, поскольку мы в общем-то держались западного направления.
Со смотровой башни я мог как следует оглядеть окружающее. Хозяин ранчо знал, где следует селиться: местность хорошо просматривалась со всех сторон, а значит, по тем временам, хорошо простреливалась, и тем не менее индейцы захватили ранчо, предали его огню и скорее всего убили всех, кто здесь жил.
По моим подсчетам, для надежной обороны ранчо достаточно человек пятнадцать — двадцать. Может, тут было мало народа, когда напали апачи?
Я увидел их перед самым заходом солнца — двух всадников на расстоянии полумили от ранчо.
Я окликнул Мерфи, который стоял ближе всех. Он опустился на колено у пролома в стене, готовый в любой момент открыть стрельбу.
Когда всадники приблизились, я удостоверился, что это она, хотя с самого начала не сомневался в этом.
Выпрямившись во весь рост, я крикнул:
— Дорсет! Дорсет Бинни! Милости просим!
Лаура Приттс Сэкетт была безупречной женщиной. Она держалась холодно и отчужденно, однако ей удавалось создать впечатление, что под маской спокойной безупречности скрывается темпераментная, обуреваемая страстями натура, которая лишь ждет своего часа. Хладнокровная и бесстрастная молодая женщина, она очень рано поняла, что, создавая видимость бурлящих эмоций, обретает грозное оружие, и она умело им пользовалась.
Ее безудержное восхищение перед отцом привело к тому, что она испытывала ненависть ко всем, кто пытался каким-либо образом противостоять ему.
Дни складывались в недели, новостей из Мексики не поступало, и Лауру стало обуревать беспокойство: а что, если апачи не убили Телля Сэкетта? Что, если он вернется и ее обман раскроется? Впрочем, о последнем она не особенно беспокоилась, так или иначе она не намерена оставаться в Тусоне.
Она знала Сэкеттов достаточно хорошо и понимала, что они способны выпутаться из самого безвыходного положения. Неожиданно она приняла решение.