Мы устроились ждать в дальнем углу сада, на скальной полке. До рассвета оставалось немного.
— Здесь у нас материалы хранились, — пояснил отец. — Вот это куски водоводных труб для новых фонтанов и для ремонта.
Мы прижались плечом к плечу, натянув на себя мой плащ, и тут ко мне медленно пришла одна мысль, которая оформилась окончательно лишь с рассветом.
Я встал и огляделся кругом. Трубы большей частью были слишком широкие и изготовлены из обожженной глины. А вот те, что поменьше, — из свинца.
Такие водопроводы были далеко не новинкой и широко использовались по всему арабскому миру в состоятельных домах — так же, как и когда-то в Риме.
Еще раз осмотрев все вокруг, я выбрал короткие отрезки труб, очевидно, оставшиеся после строительства.
Я подобрал несколько таких отрезков и выстрогал деревянные пробки, плотно входящие в оба конца трубы, а затем набил трубы готовым порошком из своих седельных сумок.
— Что это ты делаешь? — заинтересовался отец. — Это что, древесный уголь?
— Частично уголь…
Я закончил свою работу, заполнив все свободное пространство в трубках кусочками свинца, валявшимися кругом, камешками и погнутыми, выброшенными гвоздями. Из каждой трубки я вывел наружу кусок шнурка, пропитанного расплавленным жиром от мяса, которое мне давали в пищу; жир я тщательно сохранял именно для этой цели. Шнурки я покатал в порошке, набитом в обрезки труб.
Когда дело было закончено, у меня получилось три готовых трубы.
— Ты что замыслил? — Отец наблюдал за каждым моим движением. — Вроде бы ты знаешь, что делаешь…
— Пустая надежда. Эту штуку я знаю из одной старинной книги. Ее с успехом использовали в Катае.
— Они народ умелый. Я знавал людей из Катая.
Странно, но говорить нам было не о чем. Между нами ощущалась какая-то странная напряженность. Почему это говорить с чужим гораздо легче, чем с человеком из своей же семьи?
Отец в конце концов заснул, я же не спал. Скоро нас начнут искать, а этой ночью Хатиб — если он ещё жив и на свободе — придет на луг у реки Шах-руд. Мы должны оказаться там и встретиться с ним.
День пришел на землю, закрытую облаками. Вершины терялись в серой вате вздымающихся туч. В этот день в Долине Ассасинов не пели птицы.
Сколько времени пройдет, пока они нас найдут?
Отец спал, его мощные мускулы расслабились, и сильное, костистое лицо смягчилось в покое сна.
Он выглядел старше, чем я ожидал, и на плечах у него виднелись свежие шрамы от ожогов — словно его прижигали каленым железом. Без сомнения, дело рук Махмуда.
Махмуд? А он-то где? В горячке боя он, должно быть, улизнул. Бежал ли он из Аламута? Или стал теперь хозяином крепости? Те, кто ворвались и напали на его стражу, по-видимому, были воины Синана.
Угрюмо ворчал гром, предупреждая, что буря ещё не миновала. Странно зелеными выглядели деревья сада в неверном сером свете.
Оглядывая кучи труб и разного строительного материала, за которыми мы залегли, я со своего места видел гранатовые деревья и грецкие орехи. Били фонтаны; неужели в каких-то из них действительно течет молоко и вино?
Долина была длиннее, чем можно было ожидать, и искусно скрыта среди гор. Зная кое-что о горах, я понял, что сверху долину нельзя увидеть, ибо скальные стены выступали над ней так, что если кто-либо попытается спуститься ниже, чтобы заглянуть за эти стены, то неминуемо свалится. А сверху наблюдатель мог увидеть только противоположную сторону ущелья, но вниз заглянуть не мог никак.
Выскользнув из нашего убежища, я сорвал несколько груш с ближайших деревьев — не твердых диких груш, а крупных, роскошных плодов величиной с добрых два кулака.
Однако, судя по всему, что я видел, мы находились в западне. Я не мог представить себе иного пути отсюда, кроме как обратно, через крепость Аламут.
Был пасмурный, хмурый день. Много раз рисовал я в своем воображении Долину Ассасинов, и всегда она виделась мне в солнечном сиянии и прозрачных тенях деревьев.
За крышей беседки я заметил дворец, белый и красивый, несмотря на серость дня. Я жевал грушу и обдумывал наше положение, не сулящее ничего хорошего.
Возвращение через крепость — безумие, но иного выхода я не видел.
Дождь ограничивает движение по саду, и в этом его уголке, где должен строиться новый дворец, вряд ли кто-нибудь появится. Сколько ещё времени пройдет, пока они заподозрят, что мы ушли через акведук?
Это был маловероятный путь, и я подозреваю, что отцу пришлось трудновато, когда он исследовал его. Возможно даже, что современные властители замка ничего не знают об акведуке. Несомненно, ему уже не одна сотня лет.
Так или иначе, но до конца дня нам нужно наметить способ бегства; мы должны быть готовы двинуться, когда опустится темнота. А до тех пор надо, чтобы нас не нашли.
На мои куски труб, начиненные порошком, полагаться не следует. Мне они знакомы только по описанию, а не по опыту; а я сделался убежденным приверженцем арабского метода проб и ошибок.
Рассматривая видимую мне часть горы, я подумал, что по ней, скорее всего, выбраться не удастся. И сам я не испытывал ни малейшего желания повторять свой побег из испанского замка, и отца не хотел подвергать такому тяжкому испытанию.
Один раз я услышал смех. Веселый смех молодой женщины или девицы; слышал я и музыку. Несомненно, эти звуки доносились из какого-нибудь окна. Кто станет в такую погоду играть и веселиться в саду?
Я ждал, дрожа, не смея развести костер из опасения, что кого-нибудь привлечет запах дыма. Отец мой спал; без сомнения, сон был ему необходим. Лишь к середине дня он открыл глаза; переход от сна к бодрствованию был мгновенным.
Я шепотом объяснил ему положение, а потом он начал вводить меня в курс дела. Он работал в Долине только под плетью надзирателя, однако заприметил различные строения.
— В горе пробит ещё один акведук, в котором есть внутренние ступени, под водой, но в такой дождь он, наверное, полон воды, и поток слишком силен. Он весь закрыт, и я не представляю, где он выходит на поверхность.
Пока мы жевали груши и доедали остатки чапати с кусочками мяса, я обдумывал ситуацию.
Представим себе, что я — Хасан ибн аль-Саббах. Предположим, что я, первый из ассасинов, взял крепость Аламут. Кто бы её ни построил — а построена она была примерно в 83О году нашей эры, — он наверняка захотел бы оставить себе путь для бегства. Любой, кто запирается в крепости, должен считаться с возможностью, что эту крепость возьмут. И что тогда? Очевидно, бегство через потайной ход; а с потайными ходами я уже кое-какое знакомство имею.
Такой ход должен быть легкодоступен, и у него должен быть не один вход, а несколько — на случай, если беглец отрезан от других частей крепости. Определенно, должен быть путь к бегству и из Долины Ассасинов.