— Я ещё ни разу не оставалась наедине с мужчиной, который не был бы моим мужем.
— Вам не следует опасаться, графиня. Я предупрежу вас заранее.
— Предупредите? О чем?
— До Провена далеко. Может быть, я подожду до приезда туда. А может быть, даже дольше.
— А я-то думала, что вы человек галантный.
— Как вам, может быть, известно, это слово имеет далеко не одно значение… Да, я считаю, что галантен. А что, если я займусь с вами любовью, я буду уже не таким галантным?
— Если без моего дозволения, то да.
— О-о, дозволение ваше я получу! Иначе и быть не может.
Она повернулась ко мне, и её глаза вспыхнули гневом:
— И вы способны хоть на миг поверить, что я позволю вам, бродяге, безземельному человеку, заниматься любовью со мной?
— А как же.
— Никогда!.. разве только вы возьмете меня силой.
— Только не повторяйте эту мысль постоянно. Звучит слишком похоже на приглашение… Но нет, можете не надеяться, я этого не сделаю. Я подожду. Поцелуи женщины, которую удалось покорить, куда слаще.
— Более самовлюбленного мужчину мне ещё не приходилось встречать. — Ее тон стал холодным. — Мы не будем больше обсуждать эту тему.
— А если я буду её обсуждать, вы меня покинете?
— Я не могу уйти от вас, вы это знаете.
— Очень утешительная мысль, не так ли?
Мы продолжали путь в натянутом молчании, пока я наконец не заговорил снова:
— Истинно благородный человек, имея дело с женщиной, находится в невыгодном положении. Женщины — реалистки, и тактика у них реалистическая, поэтому мужчине не следует проявлять благородство там, где дело касается женщин, разве что это женщины очень-очень старые или, наоборот, очень-очень юные. Женщины восхищаются благородными, но спят они с нахальными.
Представления не имею, как далеко мы уехали, но в пути мы находились большую часть дня. Останавливаясь время от времени у отдушин, мы давали и лошадям глотнуть свежего воздуха, а я пока изучал устройство туннеля.
Он, по-видимому, строился очень долго и с перерывами. Судя по всему, ход прокладывали на некоторое расстояние, затем работа прекращалась на много лет, после чего возобновлялась снова. От места к месту менялись не только способы кладки, но даже и материалы.
Для завершения этого труда потребовалась, без сомнения, не одна сотня лет, но дело было, наверное, не в недостатке рабочих рук в это время. По-видимому, перебои были вызваны войнами и политическими осложнениями в церковных кругах.
Мы миновали старые входы, теперь замурованные; попалось и несколько мест, где можно было выбраться из туннеля; однако у меня не было ни охоты, ни времени исследовать, куда они выводят.
Во время одной из остановок для передышки мы разделили наш хлеб и мясо, но она осталась холодна.
— Каким именем вас нарекли? — спросил я.
— Я — графиня де Малькре.
Я улыбнулся:
— Ну, а меня можете называть, как вам угодно.
— У меня есть разные мысли на этот счет!
— Хорошо! По крайней мере, у вас есть воображение. Поделитесь же со мной этими мыслями. Как бы вы меня назвали?
— Невоспитанным мужиком, деревенщиной, невозможным, потрясающе нелюбезным… о, я могла бы придумать множество таких имен!
— Ну что ж, неплохо, но это все довольно банальные названия, не так ли?
— Полагаю, вы к ним привычны.
— У меня тоже есть для вас несколько имен…
Она вся напряглась, ноздри её слегка затрепетали, губы стиснулись.
— Вы красивы; у вас очень соблазнительный рот, просто созданный для поцелуев. У вас красивые плечи. Что же касается ваших ног… я не видел их в той мере, чтобы составить мнение, но, вероятно, они уродливы.
— Они не уродливы!
— А я вот уверен, что совершенно уродливы… Однако у вас теплый оттенок кожи, особенно в эту минуту, и очень, очень красивые глаза.
— Вы меня дразните.
— Нет, вы действительно красивы. Ваши губы в поцелуе были бы очень мягкими, очень теплыми, и я думаю…
Графиня поднялась на ноги.
— Поздно уже. Я думаю, нам пора двигаться.
— О, конечно.
Подсаживая её в седло, я почувствовал, как у неё напряглась рука. Я тоже сел на коня, и мы поехали — опять молча. Когда в следующий раз остановились у отдушины, было уже темно, и воздух стал холоднее.
— Мы уже близко к цели, графиня.
— Мое имя — Сюзанна!
— Да. Мы уже близко к цели, графиня.
Она взглянула на меня, вздернув подбородок; потом мы ехали еще, пока не добрались до конца этого длинного туннеля; там тоже оказалась конюшня. Как и первой, ею, видимо, долго не пользовались. — Неизвестно, что там снаружи. Мы должны быть готовы ко всему.
Я обнажил меч.
— Хорошо, — сказала она, — я готова.
Потянувшись, я взялся за кольцо. Какое-то мгновение колебался, потом потянул.
Когда дверь заскрежетала и медленно отворилась, я остановился в проеме, держа левой рукой коня под уздцы, а в правой сжимая меч.
Дверь повернулась под действием противовеса, и мы оказались в заброшенном помещении со сводчатым потолком. Все, что там было — пыль, несколько старых досок, сложенных под стенкой, да паутина. Видимо, никто не входил сюда уже много лет.
В стенах были бойницы, и, пока мы вели коней через зал, я выглянул наружу. Из бойницы тянуло холодным воздухом. Темно. Тихо.
Снаружи видна была узенькая кривая улочка, которая в обоих направлениях просматривалась всего на несколько шагов. Я отодвинул засов на двери, мы вышли и снова закрыли дверь за собой.
Дверь была устроена так, что, когда она была открыта, засов сам собой удерживался в поднятом положении, а при закрывании он сам собой опустился на место.
Снова поднявшись в седла, мы с графиней пустили лошадей шагом по улице в правую сторону, где, кажется, угадывался город. Вокруг было темно и спокойно.
Нам нужна была крыша над головой и такое место, где мы могли бы скрываться от посторонних взглядов до прибытия сюда каравана фон Гильдерштерна, если его здесь пока нет. И ещё нам нужна была еда.
Мы нашли гостиницу на окраине города, с виду довольно приличную. Общий зал был полон народу, и хозяин сразу же направился к нам. Глядел он жестко и подозрительно.
— Это здесь обычно останавливается гансграф Гильдерштерн?
Его поведение тут же изменилось:
— О-о? Так вы друг гансграфа? Нет, это не та гостиница, в которую он заезжает, но я хорошо его знаю. Он часто останавливается в гостинице моего отца, за стенами. Он прибудет сюда на ярмарку?