В последующие годы Жан Лабарж трижды выводил «Сасквиханну» к северному побережье Америки, и только в третьем походе столкнулся со сторожевым кораблем. Каждый рейс был тщательно спланирован заранее, курс проложен только после кропотливого изучения и анализа всей информации с Аляски. В первых двух рейсах они держались внутренних проливов, в третий — шли открытым морем до широты первой торговой фактории.
Вопреки обычной практике, принятой среди торговцев, они шли только по ночам, в первые, рассветные часы дня или последние часы сумерек, а днем отлеживались в крохотных, никому не ведомых заливах. Несмотря на все предосторожности, Жан опасался, что во многих деревнях были шпионы Зинновия, он догадывался об их присутствии.
Когда рейс заканчивался, он расплачивался с командой, причем каждый получал премию в зависимости от размера груза и той цены, которую он приносил на рынке. О Ротчеве или Елене новостей не было, хотя его матросы на берегу в портах захода собирали любые крупицы информации, и получали за это дополнительную премию.
Ходил слух, что граф еще в Ситке, но Жан ему не поверил. В последнем рейсе он купил золото у индейцев-скаютов.
После первого рейса в Ситку, он написал длинное посьмо Робу Уокеру, и через несколько месяцев получил очень серьезный ответ, в котором, в частности, говорилось:
«Твое письмо лежит передо мной, и если бы ты взглянул на него, ты бы увидел, что абзацы, касающиеся Русской Америки, которую ты называешь Аляской, подчеркнуты красными чернилами. Ты был бы еще более удивлен, если бы узнал, что тебя очень часто цитируют в кулуарах и конгресса, и сената. Ты рассказал мне очень многое о богатствах и территории Аляски, и о ее схожести с Сибирью. Нигде Соединенные Штаты не были так к проблемам Старого Света, как здесь, и пока Россия присутствует на Американском континете, над нами висит угроза. Я знаю... два наших правительства сейчас дружны, и надеюсь, что эта дружба будет продолжаться, но если вдруг отношения резко ухудшатся, в наших интересах, чтобы у русских не было опоры на Американском континенте. Жан, нам нужна Аляска!»
Март подходил к концу, когда Жан в отлично скроенном темно-сером костюме, зашел пообедать в ресторан Уинна Брэнча. Часть полудня и большую часть вечера он провел в офисе перестроенного склада, планируя новое путешествие на северо-западную оконечность континента. У Брэнча был большой салон на углу улицы Вашингтон и Монтгомери-стрит, меблированный со вкусом и элегантно. Почти сразу после открытия в нем стали собираться богатые и влиятельные люди Сан-Франциско. Вмещавший четыреста пятьдесят человек, ресторан был практически всегда полон.
Остановившись при входе, Жан обвел глазами толпу, ища знакомые лица. Его собственный столик, зарезервированный за ним по вечерам, был пуст. Капитан Хатчинс еще не пришел.
Недалеко от его столика сидели Ройл Вебер и Чарльз Люан. Жан был уверен, что Дюан по крайней мере покрывал тех, кто поджег склад, а возможно, и сам подстрекал к поджогу или был посредником между заказчиком и исполнителями.
Он направился к своему столику, но Ройл возгласом остановил его и пригласил присоединиться к ним. Поколебавшись, Лабарж внезапно вспомнил, что Вебер был агентом Ситки, и подошел к ним.
— Вы что-то хотели от меня?
Вебер при его тоне покраснел.
— Послушайте, Лабарж, у меня для вас новости.
— Какие новости?
— Садитесь, поговорим.
— Я постою или вы можете зайти ко мне в офис. Я не сяду, потому что мне не нравится ваша компания.
Дюан побледнел, затем начал было подниматься, но Вебер положил на его руку ладонь. — Забудьте, Чарли. Лабарж шутит.
Дюан с явной ненавистью смотрел на Лабаржа.
Он не шутит, — сказал он, — и мне не понравились ни его слова, ни тон, которым они были произнесены.
— С вашими связями, Дюан, вы давно должны были привыкнуть и к словам, и к тону.
Дюану отчаянно хотелось встать и двинуть Лабаржу в лицо, но память о том, что произошло с Бартом Фрилом и Янки Салливаном, была еще свежа. Он сам видел конец драки с Салливаном и знал, что ему не под силу связываться с Лабаржем.
Он пожал плечами.
— Веселитесь, если вам так нравится.
Лабарж повернулся к Веберу.
— Что бы это ни было, я выслушаю, только давайте побыстрее.
— Вам будет интересно услышать, что графа Ротчева срочно отозвали обратно в Санкт Перербург, и он выразил пожелание доплыть до Сибири на «Сасквиханне» вместе с вами.
— Письмо подписано Ротчевым?
— Да. Он хочет, чтобы вы привезли еще один груз пшеницы в Ситку, и тогда вам будет позволено взять обратный груз пушнины.
— Я подумаю.
Жан Лабарж подошел к своему столику и упал в кресло лицом к комнате. Это вполне могло оказаться западней, средством заманиьт его в Аляскинские воды, где «Сасквиханну» могли спокойно арестовать. С другой стороны, русским меньше всего нужен скандал на дальних берегах Аляски. Если подпись на запросе графа Ротчева была подлинной, он согласится. Граф явно не полагался ни на единый корабль под командованием барона Зинновия... Груз пшеницы принесет в Ситке хорошие деньги, а закупив на севере меха, он мог получить достаточно крупную прибыль... и он снова увидит Елену!
Или нет? Вебер ничего не сказал о княгине. Она могла опередить Ротчева и отправиться в Санкт Перербург раньше. Жан пожевал нижнюю губу, раздумывая над ситуацией... но у него нет причин отказываться... он едет.
Ситка нежилась в теплом утреннем солнце, когда Жан Лабарж прошел по проходу в бревенчатом складе. Многое изменилось. Оборудование износилось, одежда на людях — тоже, и было очевидно, что с родины приходит мало кораблей.
Вахтенным офицером был Данкан Поуп, и Коль вместе с Жаном сошел на берег. На улицах многие слонялись без дела. Большинство были крутые «промышленники», те же самые люди, которые зверствовали над местными и дрались с индейцами-тлингитами. Много было бывших заключенных, преступников, пригнанных из Сибири; другие приехали на Аляску с разных концов света.
Оставив Коля в городе, Жан стал подниматься к губернаторскому замку один. По обеим сторонам улицы выстроились лотки торговцев, индеанки с интересом поглядывали на него, а одна даже наклонила голову, словно кивая. Лабарж ответил на приветствие, если это действительно было приветствием.
Перед ним стоял замок Баранова. При мысли о том, что он может увидеть Елену, его сердце забилось. Он дурак, что вообще думает о ней, но факт оставался фактом: он не мог не думать ни о ком другом. И пока жив Ротчев, она не сделает ни единого движения, чтобы приблизиться к нему, да и ему не позволит.
Дверь открылась, как только он ступил на крыльцо, и слуга поклонился.
— Капитан Лабарж? Граф Ротчев ждет вас!
С клотящимся сердцем пройдя через фойе, Жан вошел в дверь и увидел, что Ротчев с протянутой рукой поднимается из-за письменного стола. Он выглядел постаревшим и более усталым.