- Газировка, - извиняющимся тоном сказал он, на мгновение остановил взгляд на моих пальцах на коже Нуалы и продолжил: - Самое сладкое, что у меня было. Еще есть мед, но я решил, что он слишком липкий. Приподними ее. Надеюсь, что она сможет попить… Что я делаю?
Я одной рукой обнял Нуалу. Мы с Салливаном с горем пополам изобразили из себя сиделок: я придерживал ее челюсть, а он понемногу вливал ей в рот питье.
- Осторожнее, смотри, чтобы не захлебнулась.
Я запрокинул ей голову и провел пальцем по горлу. Когда-то я видел, как это делала Ди, заставляя собаку проглотить таблетки.
Нуала сделала глоток.
Повторить. Так мы влили в нее примерно полстакана, а потом она закашлялась.
Кашель - это хорошо?
- Еще? - спросил неизвестно у кого Салливан.
Нуала открыла глаза, медленно посмотрела на меня, на Салливана, обвела взглядом комнату и сказала:
- Вот черт.
Моя подруга Смерть
пощипывает кожу,
Изнашивает тело, приближая
срок,
Вот я в ее руке, все меньше,
все моложе,
Уйду в ее улыбку за один
глоток.
(стихи из сборника «Златоуст»)
- Тебе лучше? - спросил Джеймс.
Почему- то он напоминал мне яблоко. Джеймс загорел во время репетиций на свежем воздухе, а в отрастающих волосах все явственней был заметен красно-рыжий оттенок. Он стоял рядом со мной на холме, трогая пальцами колосья золотой травы, и все в нем напоминало мне о яблоках. Тех самых фруктах, которые проявляются во всей красе в конце года, когда лето давно прошло.
Я смяла и отпустила обертку от зернового батончика:
- Все лучше, чем быть в отключке. Зачем Салливан отправил нас на этот холм? Я же не енот, которого нашли на свалке. Меня нельзя отвезти обратно в лес и ждать, что я скроюсь в кустах.
Джеймс улыбнулся, хотя его пальцы оглаживали покой-камень:
- Вряд ли он полагает, что ты скроешься в кустах, моя драгоценная змея. Он сказал, что хочет поговорить.
- Я могу говорить где угодно.
- Я его понимаю. Твое… не вполне обычное появление, особенно в мужском общежитии, способно привлечь нежелательное внимание.
Я легла на спину, с хрустом сминая сухую траву. На небе не было ни облачка, и, лежа, я не видела ни одного из разноцветных деревьев у подножия холма, но все равно и прохлада в воздухе, и запах костров, и стремительнее порывы ветра возвещали о том, что Хэллоуин почти пришел.
Джеймс стоял надо мной, отбрасывая тень. Там, где солнце меня не касалось, было холодно.
- Как ты себя чувствуешь?
- Прекрати спрашивать, - сказала я. - Я чувствую себя отлично. Великолепно. Никогда не была счастливее. Как ты меня нашел?
- Запросто: ты лежала на траве в полутора метрах от меня.
- Приляг, чтобы я могла тебя стукнуть, - попросила я, и он улыбнулся в ответ бескровной улыбкой. - Я спрашивала про то, как ты нашел меня до этого. На холме, когда я вырубилась. Ночью.
О боже, он покраснел. Вот уж не знала, что Джеймс Морган способен краснеть. Он отвернулся, пытаясь спрятать раскрасневшиеся щеки, но я все равно видела, как у него горят уши.
- Ты мне… снилась.
- Я тебе снилась?
Сначала я могла думать только о том, сколько раз он спал и видел во сне не меня, а Ди. Потом я поняла, что может означать его румянец.
- Что же это был за сон?
- Ха!… Ты сама знаешь.
Я нахмурилась, а потом поняла: он имеет в виду, что я прочитаю его мысли. А потом я поняла, что не читаю.
А потом я поняла, что и не могу их прочитать.
Я уставилась на Джеймса, пытаясь уловить нити мыслей… Не получалось. Не получалось даже вспомнить, как я раньше это делала.
Джеймс поднял руки:
- Эй, я не контролирую свое подсознание. К фантазиям нельзя предъявлять претензии! Вряд ли в реальной жизни я способен так танцевать.
Я все еще пыталась поймать его мысли и вдруг поняла: он больше не золотой. Когда я перестала видеть его музыку?… Я знала, что он не изменился. Значит, изменилась я.
Я закрыла лицо руками.
- Дело, выходит, не в моем сне. - Джеймс не спрашивал, а утверждал. Он рухнул на траву. - С тобой что-то случилось прошлой ночью?
- Я не слышу твоих мыслей, - прошептала я, не отрывая рук от лица.
Джеймс замолчал. То ли растерялся, то ли сразу понял, что это для меня означает. Я убрала руки, потому что мне нужно было его видеть, раз уж я не могла слышать его мысли. Он с отсутствующим видом глядел перед собой.
- Скажи что-нибудь, - попросила я. - Так тихо… Скажи мне, что ты думаешь.
- Добро пожаловать в мою жизнь. Мне постоянно приходится угадывать, что думают другие. - Джеймс посмотрел на меня, пожал плечами, и его голос смягчился. - Я думал, что, может быть, это все из-за приближения Хеллоуина. Элеонор сказала, что твое тело износилось и тебе придется сгореть. Может, это все из-за изношенного тела.
- Я не чувствую себя изношенной. Я чувствую себя… - Я боялась произнести это вслух.
Джеймс с невообразимо важным видом провел пальцами по тыльной стороне моей руки.
- Знаю. Слушай, Нуала… - Он заколебался. - Элеонор сказала кое-что еще. Есть способ сохранить твои воспоминания.
У меня в животе все сжалось.
- А ей какое дело?
- Понятия не имею. Она может врать?
Я покачала головой, слушая, как подо мной шелестит трава. Вспомнились слова Брендана и Уны.
- Нет. Но может недоговаривать.
Джеймс скривился:
- Да. Я тоже так подумал. Она сказала, что, если я семь раз произнесу твое имя, пока ты будешь гореть, ты сохранишь свои воспоминания.
- Истинное имя?
На самом деле я думала: «Мои воспоминания?!»
Джеймс кивнул:
- Ты знаешь, что это означает?
- Примерно представляю: очень нежелательно его кому-то говорить. Потому что если кто-то узнает твое истинное имя, то тебя могут заставить грабить ночные магазины, совершать запрещенные сексуальные действия, смотреть фильмы со Стивеном Сигалом и делать прочие вещи, которые ты никогда бы не стала делать. И именно поэтому я никому никогда его не скажу, - ответила я.