Клив покатился по земле, но ухитрился удержать оружие в руке, а медведь гулко бухнулся с размаху о боковину фургона, потом повернулся, рыча и раздирая лапами раны на груди. Не заметив человека, зверь перепрыгнул через него, а Клив успел выстрелить вверх, прямо в громадное брюхо, потом поспешно вскочил на ноги и отступил назад, потому что медведь снова поднимался на задние лапы. Клив навел револьвер и быстро спустил курок, но боек только щелкнул — кончились заряды.
По всему лагерю слышались крики и недоуменные возгласы. Клив стоял, расставив ноги, и ждал нападения медведя.
У него не было с собой сменного барабана. Они все остались в карманах куртки или в седельных сумках. Он осторожно отступил еще на шаг, не сводя глаз с того места вблизи переднего колеса, где опустился медведь.
— Клив! Клив! Что с тобой? — прозвучал голос Лилит.
Он молчал. Медленно опустил револьвер и молчал, опасаясь издать звук и вызвать новое нападение зверя.
Прибежали несколько человек с оружием.
— Что случилось? Что тут было?
Клив подбросил в огонь дров. Хвойные ветки ярко вспыхнули. Медведь лежал там, где упал, возле переднего колеса фургона. Люди двинулись к нему осторожно, с оружием наготове.
Из фургона выбрались Лилит и Агата. Лилит бросилась к Кливу. Глаза у нее были расширенные и испуганные.
— Клив! Ты не ранен? Ты точно не ранен?
Гейб Френч ухватил медведя за лапу и оттащил от фургонного колеса. Зверь лежал неподвижной массой. Три пули впились в медвежью грудь, чуть левее середины, и все три входных отверстия можно было накрыть мужской ладонью.
Кто-то посмотрел на эти отверстия, потом на Клива.
— Ну, парень, вот это выстрелы!
Жизнь ему спас четвертый, последний выстрел — он прошел через живот медведя и перебил позвоночник. Если бы не это, медведь мог бы убить его, несмотря на смертельные раны в груди. Ему повезло… да, ему невероятно повезло.
Скорее всего, медведь вовсе не собирался ни на кого нападать — он просто рылся среди кастрюль и посуды возле фургона, привлеченный запахом пищи. Вспышки выстрелов Клива ослепили его, он испугался и, по-видимому, хотел убраться подальше, как и сам Клив. Только последний выстрел, парализовавший зверя, спас Клива от тяжких увечий — а то и худшего исхода.
Он улавливал лишь обрывки разговоров:
— …ну, смелый!…
— …боролся с медведем врукопашную…
— так стрелять, да еще в темноте…
Но сам-то он знал, что вовсе не герой. Он был перепуган и делал то, что вынуждали делать обстоятельства. Если бы он попытался удрать, медведь легко догнал бы его. Когда он обнаружил зверя так близко, единственное, что ему оставалось делать, — это стрелять.
Но все равно, история получилась такая, которую будут рассказывать и пересказывать повсюду, где появится кто-нибудь из этих людей.
Лилит схватила его за руку.
— Клив? О Клив, ты не можешь сейчас уехать А если бы медведь пришел, а тебя не было рядом? Что бы мы делали?
Он посмотрел на нее сверху вниз, положил руки ей на плечи и в душе родился ответ: «Ну, наверное, ты схватила бы свою винтовку, продырявила его насквозь и легла спать дальше». Но вслух он сказал:
— Да, мне лучше остаться. Я не могу бросить вас одних.
«Ну, а правда в том, — понял он, — что мне просто не хотелось уезжать от нее.
Я хочу всегда быть там, где Лилит. В конце концов, я жил игрой столько лет — и что это мне дало? Что толку тратиться на фишки, когда можно вот-вот сорвать банк?
Я должен остаться до конца. В конце концов, ведь у этой девушки застолблен золотой прииск!
Какой я был дурак, когда собрался уезжать!»
Каньон Раббитс-Фут, то есть Кроличья Лапка, известный всем и каждому просто как «Кролик», представлял собой неровную рану в теле горы, как будто разорванной пополам чудовищным землетрясением. Он глубоко врезался в скальный массив. Отвесные склоны поднимались от ручейка на дне до края обрыва больше чем на тысячу футов.
В том месте, где каньон немного расширялся, вдоль быстрого мелкого ручейка лепились несколько сложенных из камня домиков, хижин из горбыля и простых землянок, где укрывались золотоискатели, когда не копались в песке, не промывали его в лотках и не чистили промывочные желоба.
То здесь, то там какой-нибудь старатель отводил воду из ручья к своему желобу, чтобы промывать набросанные лопатой кучи песка и гравия — после промывки в канавках на дне желоба оставалось золото.
Дорога, если можно ее так назвать, прихотливо вилась среди хижин, вдоль ручья, поднималась на высокую террасу и спускалась обратно к самой воде.
Клив Ван Вален и Лилит осторожно прокладывали себе путь среди работающих людей. Несколько раз то его, то ее окликали старые знакомые, и работа на время замирала. Женщины тут вообще появлялись нечасто, а такие женщины, как Лилит, были редкостью во все времена. Мужчины бросали работу, чтобы поглазеть на нее, прикрывая рукой глаза от солнца.
Было позднее утро. Большинство золотоискателей работали, засучив рукава рубашек, из-под которых выглядывало красное шерстяное белье. Многие были обуты в неуклюжие башмаки со стоптанными каблуками, хотя кое-где попадались люди в мокасинах или сапогах для верховой езды, а то и босые. Все до единого были бородатые, небритые, зачастую немытые — и вооруженные. А если у кого во время работы револьвер не висел на боку, то он лежал тут же под рукой.
Это была грубая, крепкая, добродушная толпа индивидуалистов, каждый из которых держался настолько независимо, насколько позволяла его физическая сила или сила оружия. Еще несколько дней — или несколько недель назад — ни один из них не знал других, а еще через несколько недель каждый очутится на каком-нибудь другом ручье, повинуясь капризам россыпи.
Какой-то здоровенный золотоискатель узнал Лили
— Эй, Лил! Спой нам песню!
Она помахала рукой, вспомнив этого человека -она видела его в Сент-Луисе, он там старательно ускользал от служителей закона.
— Мы торопимся, ребята! В другой раз!
— Давай, Лил! — приветливо заорал человек и Сент-Луиса — бородатый, с волосатой грудью. — Спой нам песенку!
Она рассмеялась.
— Ребята, а что ж ему спеть? «Как тебя звали в Штатах»?
Все, кто ее слышал, разразились хохотом, а бородатый сделал вид, что увертывается от удара.
Клив повернулся в седле.
— Если ваши заявки истощатся, вы сможете взяться за следующие. Так что хватит еще песен на вашу долю.
Узкая тропка, по которой они ехали, отвернула к соснам, в сторону от ручья, который в этом месте заполнял все ложе каньона, такого узкого, что солнечные лучи доходили до воды лишь в самый полдень.