Раньше я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь называл Толливера «чувак», и даже при данных обстоятельствах слегка наслаждалась этим.
— Он сам сидел за рулем? — спросила я Виктора.
— У него «лексус гибрид», — ответил тот. — «Лексус» цвета бамбуковый перламутр с кожаным салоном цвета слоновой кости. Мы искали на веб-сайте неделю, прежде чем заказали эту машину.
Итак, машина эта особенная. Ее нельзя спутать со многими другими машинами. Я испытала горькое разочарование: как будто любимая выставочная собака вдруг повернулась и укусила меня.
— И ты никогда его об этом не спрашивал? — поинтересовалась я, не в силах скрыть удивление. — Получается, что твой папа мог похитить твою сестру, ты все время об этом знал, однако никому ничего не рассказал.
Виктор багрово покраснел. Барни посмотрел на меня с открытой враждебностью.
— Ты ведь понимаешь, — продолжала я, поскольку они молчали, — из твоих слов следует, что твой отец солгал насчет того, где он находился. И из твоих слов почти наверняка следует, что он схватил твою сводную сестру, свою дочь, и убил ее.
Виктор поднял голову, чуть было не заговорил, его губы шевелились. Он был так молод, пребывал в таком смятении, что травить его почти доставляло мне боль, но я должна была это сделать.
— Оставьте его в покое, — сказал Барни.
Его большие руки, гладкие, без шрамов, сжались в кулаки.
— Вик прошел из-за этого через ад. Он знает, что его папа не мог сделать ничего подобного. Но он видел машину и не может этого забыть. Вы не знаете, каково это.
Вообще-то я знала, каково это, знала очень хорошо.
— Итак, Виктор, ты дал нам эту информацию — зачем? Чтобы мы пришли в такое же смятение, как и ты?
Лицо Виктора не могло покраснеть еще больше, и ему пришлось искать причину, почему он сбросил свою ношу на нас после того, как молчал больше года.
— Я думал, — мучительно начал он, — я думал, что вы узнаете, кто ее убил. Сможете увидеть, кто это сделал. Я не мог обо всем рассказать. Я ведь уже говорил: тогда мне пришлось бы сказать, что я был дома, хотя я говорил, что не был, и… я боялся.
— Как ты мог жить в одном доме с ним все эти месяцы? — спросила я из чистого любопытства.
— Я не видел его.
Виктор боролся с тем, что ему хотелось сказать.
— Я видел машину. Я не видел его лица, не говорил с ним, просто видел машину. Есть и другие «лексусы» в мире… например, у моего дедушки. И по соседству их много. Мы жили в очень милом пригороде.
— Но ты как будто убежден, что то была машина твоего отца.
— Просто потому, что машина находилась в таком месте. Так близко от нашего дома и в такое время, что я подумал: «Это папа». Ведь дедушка был в Мемфисе, а мы — в Нэшвилле.
Толливер выпрямился в кресле и озадаченно посмотрел на меня.
И как нам теперь быть? Что-то, какая-то маленькая деталь в то время убедили этого проклятого мальчишку, будто он видел в отцовской машине отца. Он в этом не сомневался. Но теперь он говорит, что вообще-то не видел водителя. А вокруг имелись и другие жемчужного цвета «лексусы». Я почти возненавидела мальчика за то, что он взвалил на нас груз бесполезных знаний.
Виктор, похоже, почувствовал себя лучше, рассказав нам эту историю. По его ерзанью я поняла, что он приготовился умчаться со своим любовником на запятках. Это снова меня рассердило, но я боролась с гневом. В конце концов, у меня нет никакого права избивать мальчика в кровь только потому, что тот поведал секрет, который должен был рассказать сразу.
Резкий стук в дверь заставил меня подпрыгнуть. Два мальчика очень встревожились, и я поняла, что никому из семьи Виктора неизвестно, где он. Я начинала думать, что наш номер стал домом родным для любого, кто был хотя бы отдаленно связан с исчезновением Табиты Моргенштерн.
Толливер посмотрел в дверной глазок, чего обычно не делал.
— Дэвид, — отрывисто сказал он.
Виктор и Барни отодвинулись друг от друга, как будто их взаимное притяжение внезапно превратилось в отторжение.
Из любовной парочки они превратились в двух виноватых дружков-подростков, застуканных взрослым, который наверняка выбранит их.
— Впустить его? — спросил Толливер.
— Почему бы и нет? — ответила я, вскинув руки.
Дэвид шагнул в комнату, подозрительно обежав взглядом все углы. Оправдание подобного поведения было написано на его лице большими буквами, когда он увидел племянника.
— Виктор, что, к чертям, ты тут делаешь? — спросил он.
Его голос так и сочился праведным негодованием.
— Привет, Дэвид, рада снова вас видеть, — сказала я.
Дэвид Моргенштерн наконец посмотрел на меня и побагровел.
— Ты, вороватая сука! — сказал он, и Толливер его ударил.
Удар был чисто спонтанным. Толливер просто отвел назад руку и изо всех сил ударил Дэвида Моргенштерна в живот.
Когда Дэвид рухнул на ковер, держась за живот, Толливер закрыл дверь, чтобы никто в холле не мог наблюдать, как наш гость приходит в себя.
Барни явно испугался, а лицо Виктора выражало удивление, зависть и гнев, хотя гнев был самой неприметной из тысячи эмоций, отразившихся на его лице.
Толливер потер руку и слегка улыбнулся. Он шагнул в сторону, чтобы дать мне понять: он не собирается и дальше избивать Дэвида.
— Вам нужно что-то конкретное, мистер Моргенштерн, или вы явились просто для того, чтобы меня обзывать? — спросила я.
Виктор наконец присел на корточки рядом с дядей и попытался помочь Дэвиду подняться.
— Я видел, как вчера вы говорили с Виктором в доме Джоэла, — сказал Дэвид, когда снова смог заговорить. — А потом, когда Виктор сюда явился…
— Ты следил за мной? — недоверчиво спросил Виктор. — Проклятье, просто невероятно, дядя Дэвид!
— Следи за своим языком, — просипел человек, который только что назвал меня сукой.
— Итак, вы решили, что я питаю к Виктору сексуальный интерес? — спросила я — надеюсь, с редким чувством собственного достоинства.
— Я просто хотел убедиться, что с ним все в порядке, — запротестовал Дэвид. — Диана и Джоэл слишком заняты своими текущими делами и Табитой, Фелисия пошла на работу, мои родители дома… Мама плохо себя чувствует… Поэтому я подумал, что кто-то должен присмотреть за Виктором. Ему ни к чему быть рядом с подобными людьми.
— И вы считаете, что, оскорбляя меня, вы тем самым присматриваете за Виктором?
Толливер подошел, чтобы встать рядом со мной, и мне захотелось поцеловать руку, которой он ударил Дэвида.
— Я думал… — начал Дэвид, а потом побагровел, видно его кровяное давление взмыло до небес. Он откашлялся, наклонился, для поддержки вцепившись в спинку кресла, и начал снова: — Я думал, мальчики пришли сюда, чтобы…