— Знаешь ли ты музыканта по имени Кириакос? Он примерно моего возраста, ой, то есть лет на тридцать старше меня. Раньше он жил к югу от деревни.
Отец фыркнул:
— Ах, тот Кириакос? Никакой он не музыкант. Занимается делом отца, после того как тот умер. У него дела неплохо идут, хотя он по таким ценам продает мою рыбу, просто бред!
— Он живет в том же доме?
— Ты имеешь в виду дом его отца? Да. Как ты и говоришь, на юге.
Ему уже не терпелось закончить. Зачем тратить время на разговоры с незнакомой девчонкой? Какой от нее толк?
— Спасибо, — поблагодарила я и решила было добавить, как рада повидать его, но отец ушел прежде, чем я успела открыть рот.
С тяжелым сердцем я вернулась в деревню, но не сразу пошла на юг, а сначала решила посмотреть на свой дом, гадая, что же меня там ожидает. Подойдя к дому, я увидела мать. Она развешивала белье, по привычке напевая себе под нос. С другой стороны дома незнакомая женщина средних лет полола траву. Я не сразу сообразила — это ведь моя младшая сестра.
Лицо матери изменилось, но глаза все с той же добротой смотрели на меня, когда она объясняла дорогу, которую я и так прекрасно знала. Сестра на секунду оторвалась от работы и взглянула на меня, но тут же вернулась к своему занятию. Они обе не узнали меня. Для них, как и для отца, я осталась случайной прохожей, мимолетным эпизодом повседневной жизни.
Я знала, так оно и будет. В обмен на это я продала душу дьяволу. По договору с адом воспоминания обо мне стерлись из памяти всех людей, с которыми я когда-либо была знакома. Онейриды показали лживый сон о дне свадьбы. Я оставалась девственницей и хранила верность Кириакосу. Но через пару лет у меня случилась минутная слабость. Я изменила ему, и это невероятно потрясло его. Не в силах выдержать душевные страдания, он решил покончить с собой, и лишь с помощью этой сделки мне удалось спасти его. Вот как все было на самом деле.
Тем не менее какая-то часть меня все равно продолжала надеяться, вдруг кто-нибудь узнает меня, вдруг хотя бы в чьей-то памяти сохранились смутные воспоминания обо мне.
У Кириакоса были свои лодки, поэтому он вполне мог быть в порту, вместе с моим отцом, но что-то подсказывало мне: он скорее занимается административной работой, чем физическим трудом. Предчувствие не обмануло. У нас с Кириакосом был свой дом, но после того, как ад стер из его памяти воспоминания обо мне, он, наверное, возвратился в дом своих родителей.
Я приготовилась к встрече с хозяйкой дома, с женщиной, на которой женился Кириакос. Но, увидев непрошеную гостью, он сам вышел навстречу. Он был один. Сердце замерло в груди: годы не пощадили и его, но он выглядел еще молодо, на лице почти не было морщин. Волосы слегка тронула седина, а взгляд совсем не изменился, как и у моей мамы. Темные, прекрасные глаза по-доброму смотрели на меня.
— Тебе нужна помощь? — дружелюбно и не без тени любопытства спросил он.
На секунду я потеряла дар речи. Я будто опьянела от любви и боли. Как бы мне хотелось остаться с ним и никогда не грешить. Как бы мне хотелось сейчас быть не юной девушкой, а женщиной его возраста и состариться рядом с ним. В то время еще не было ясно, смогу ли я иметь детей, но, возможно, когда-нибудь у нас родился бы ребенок.
Я поступила так же, как и в предыдущих случаях: спросила дорогу, а потом слушала, как он подробно объясняет то, что я и сама прекрасно знала.
— Хочешь, я провожу тебя? Здесь места тихие, но никогда не знаешь…
Я улыбнулась нерадостно. Кириакос ничуть не изменился, все так же бесконечно добр даже к посторонним людям.
— Спасибо, я дойду сама. Не хочу отрывать тебя от работы.
Немного помедлив, я добавила:
— Мыс тобой уже встречались… несколько лет назад.
— Правда?
Он внимательно посмотрел на меня, пытаясь вспомнить, где мы могли видеться. Но в его взгляде так и не промелькнуло ни тени узнавания. Я для него чужой человек. Интересно, запомнит ли он меня теперь, когда я уйду.
Он покачал головой и с искренним сожалением сказал:
— Прости. Не припоминаю…
Кириакос замолчал, ожидая, что я назову свое имя.
— Лета.
Даже сейчас это имя обжигало мне губы. Как и это тело, для меня оно больше не существовало. Только ад обращался ко мне так.
— Прости, не помню…
— Ничего страшного. Может, я обозналась. Я думала, ты музыкант.
Когда мы с ним были женаты, он работал у своего отца, но надеялся вскоре уйти оттуда и заниматься только музыкой.
Кириакос засмеялся:
— Нет, музыкой я занимаюсь лишь на досуге. Большую часть времени я провожу за арифметическими расчетами.
Он не осуществил свою мечту, и это огорчило меня ничуть не меньше, чем то, что он так и не вспомнил меня.
— Ну что ж… Твоя жена, наверное, рада, ведь ты много времени проводишь дома.
— Не хочу разочаровывать тебя, но у меня нет жены, — улыбаясь, сообщил он. — По хозяйству мне иногда помогает сестра.
— Как нет жены? — недоверчиво спросила я. — Почему? В твоем возрасте… Ой, прости!
Я покраснела, поняв, какую глупость сморозила, но Кириакос ничуть не обиделся.
— А в твоем возрасте девушки только и думают о свадьбе, правда? Ты такая симпатичная, за тобой женихи, наверное, в очередь стоят.
Меня мало кто считал симпатичной, но Кириакос всегда говорил, что я красавица. Тем временем он продолжал:
— Просто я так и не встретил подходящую женщину. Лучше я буду один, чем проведу всю жизнь рядом с неподходящим мне человеком.
Его взгляд стал отсутствующим, лицо погрустнело, он тряхнул головой и рассмеялся, но как-то нерадостно:
— Зачем тебе слушать романтические бредни какого-то старика? Точно не хочешь, чтобы я показал дорогу?
— Нет-нет, думаю, я поняла, где это. Спасибо. Я развернулась и уже приготовилась уйти, но что-то остановило меня, и я спросила:
— Кириакос… А ты счастлив?
Услышав такой вопрос от девушки в два раза младше себя, Кириакос очень удивился. Но и я была не меньше удивлена его ответом:
— Счастлив? Ну… скорее, доволен. Живу хорошо. Лучше, чем многие. Очень хорошо живу, правда. Но иногда я думаю…
— О чем? — затаив дыхание, спросила я.
— Так, ерунда, — ответил он, добродушно улыбаясь. — Да, Лета, я счастлив. А почему ты спрашиваешь?
— Так, ерунда, — прошептала я. — Уверен, что не помнишь меня?
Я прекрасно знала, что он ответит. Он не мог помнить меня. Эти глаза видели меня впервые. Я для него — просто странная девушка, проходившая мимо. Я стала для него никем.
— Прости, не помню. Но теперь уж точно запомню, — добавил он, подмигнув.