Восторженный ослик с разбегу прыгнул ему на руки, норовя по-собачьи лизнуть в нос. То, что его любимый хозяин был выкрашен коричневой патокой и выглядел как ходячее чучело панка в зоологическом музее, его не волновало нисколечко! Уж он-то знал, кто есть кто и по кому он так долго тосковал! В огромных глазах непарнокопытного горела столь незыблемая преданность, что у Багдадского вора перехватило горло… Такую дружбу не могла заглушить ни разлука, ни расстояние, ни жестокосердное время!
Теперь эти двое, заботливо вытирая слёзы радости друг у друга, выглядели настолько счастливыми, что конюх приподнял голову и даже заревновал:
– У-у… зачем и пщ-е-му ты так обнимаешься с эт-тим зловредным ослом, о сладкопахнущ-щий марокканец?!
Лев с Рабиновичем заметно смутились, опустив реснички. Потом Оболенский аккуратно поставил серого соучастника на все четыре копытца и, вспоминая, как это делал Ходжа, начал проникновенную речь:
– О благочестивый и интересующийся наставник кобыл и собеседник жеребцов! Да будет известна тебе великая тайна – на самом деле этот ослик вовсе не тот, за кого он себя выдаёт…
– Я з-знал, что он двоюродный племянник ш-йтана! – пьяно обрадовался конюх.
– Ой, не мети пургу, заткнись и слушай, да?! Итак, он не племянник шайтана…
– Другой его р-дственник?!
– Он – зачарованный принц! – патетично рявкнул «знахарь». – Понял, ты, черенок от навозной лопаты?! Зачарованный принц, превращённый ужасным ифритом в бессловесную скотину! Впрочем, очень обаятельную и привлекательную…
– Эт-то принц?! Вай дод… тогда настоящий осёл – эт-то ты, п-чтеннейший…
– А в глаз?
Видимо, в глаз пьяный конюх всё-таки не хотел, поэтому перевернулся на другой бок и невежливо захрапел. Оболенский с трудом удержал в груди желание пнуть его в зад и, присев на корточки, занялся делом. Точнее, преступлением….
– Так, это кремень, а это кресало, вкупе называются одним красивым словом «огниво». Значит, тем стукаешь по тому, и… и… и в результате… Пофигень какая-то получается, не горит! – Бывший москвич мужественно пытался добыть огоньку. – А всё Насреддин, скупердяй кокандский, нет чтоб нормальные спички выдать или зажигалку приличную. Ладно, погоди, вроде искрит уже… уже-э-э-э…
Лев не сразу понял, что происходит, когда его шею кто-то ловко взял в стальной захват. Бледный от натуги Рабинович, с круглыми от ужаса глазами, отчаянно пытался задушить своего хозяина! Ужас всякого здравомыслящего ослика при виде поджигателя собственного стойла предавал ему нечеловеческие силы…
– Пусти… дурашка! Это ж… так… чуть-чуть, для па-ни-ки-и-и…
Увы, верный лопоухий друг лишь удвоил нажим. Едва не задыхаясь, красный Оболенский кое-как перехватил левое копыто ослика и, выкручивая его, чудом произвёл бросок через себя. Теперь они схватились по-честному в партерной борьбе сумо…
Удивлённое цоканье конюха застало их врасплох:
– Вай мэ, так эт-то не ты обнимаешься с ослом, а он с т-бой?! Воистину вы н-нашли друг д-р-га, о соблазнительнейший из интимнейших марокканцеф-ф…
Оболенский и Рабинович покраснели одновременно. Бывший Багдадский вор тихохонько отбросил за спину кремень и кресало, а ни в чём не повинный ослик столь же простодушно отступил назад, оттолкнув «улики» новенькой подковой куда подальше. В какой момент на солому упала случайная искра, не заметил никто…
Не умеешь в воде скорбеть, не пугай карасиков!
Оцензуренный шансон…
Через пять минут дым из конюшни валил клубами! По двору с воплями и матюгами носился здоровенный негр в тлеющих одеждах, держа под правой мышкой чихающего осла, а под левой – храпящего конюха. Закопчённые арабские жеребцы с залихватским хохотом гарцевали вокруг, радостно создавая общее состояние праздничной суматохи!
Великий султан соизволил высунуться в окно и полюбопытствовал, в чём конкретно заключено всё веселье? Потом ходили слухи, что якобы какой-то марокканец или араб прямым текстом проорал в ухо достойного правителя Коканда нечто такое, что всесильный Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде сначала это минут десять расшифровывал, а потом скоропалительно объявил священную войну-джихад всей Эфиопии!
Сам Лев утверждал, что лишь безобидно указал султану на уровень его умственного развития плюс упрёк в непрофессионализме той нетрезвой акушерке, что принимала его венценосные роды, и весьма короткий адрес с исчерпывающим указанием направления в то место, где весь прогрессивный народ хотел бы видеть такого, с позволения сказать, управленца…
– Догнать! Обезглавить! На кол посадить безбожного оскорбителя моей персоны, – бесновался низкорослый правитель, но, увы, его мало кто слушал.
Вся дворцовая челядь старательно тушила пожар, грозящий перекинуться с конюшни на внутренние постройки двора. А тут ещё резко налетел шаловливый ветер, в две минуты выкрасив холёное лицо султана копотью и сажей. Белые арабские жеребцы напоминали теперь русских бурёнок, хмель из их голов выветрился быстро, но возвращаться в тлеющие стойла животные не хотели, произвольно разбредясь по коридорам дворца. Народ проклинал шайтана (который конечно же изрядная сволочь и враг рода человеческого!), но к данному погрому личность абсолютно непричастная… Давайте хоть в фэнтези элементарную соблюдать историческую справедливость!
– О муж мой, ароматно пахнущий горелой патокой, ты вернулся? – радостно вскочил навстречу другу Ходжа Насреддин. Он был едва ли не по колено завален личными вещами честно обобранной стражи. Оба недоумка, и старый и молодой, стыдливо прикрывались медными щитами – тем единственным, что у них ещё осталось…
– Как вовремя, – взмолился старший. – О, почтеннейший знахарь, забери от нас эту достойнейшую во всех отношениях женщину, сумевшую оградить собственную честь, сохранить доброе имя и ограбить нас столь ловко, что мы не в претензиях…
– Хотя бы штаны отдай, э?! – не выдержав, сорвался молодой.
Лев поставил на землю Рабиновича, плюхнул на кучу тряпья блаженно сопящего конюха и отвесил несильный подзатыльник Ходже. Чисто пользуясь случаем, ведь в женском обличье Насреддин не мог дать ему сдачи…
– Пошли домой, моя луноликая толстушка. Ты, кстати, утюг выключила? А тут вот не выключил кто-то, и у людей полконюшни спалило к едрёне-фене!
– Вай мэ, спешу, несусь и спотыкаюсь, о мой добрый господин, – сквозь зубы процедила «достойная жена», но охотно рванула за калиточку первой. Оболенский пропустил осла и, обернувшись, широким жестом вернул всё проигранное страже:
– Забирайте, мужики! Как говорится, вы нас не видели, мы вас… Ферштейн?
– Я, я, натюрлих, – радостно кивнули оба.
Багдадский вор слегка обалдел от такого ответа, автоматически вскинул руку в приветствии рейха и соизволил удалиться… Кстати, на самом деле особо удивляться было нечему – уже в те дремучие времена Восток активно торговал с Западом, и во дворце султана кокандского ганзейские или румийские гости редкостью не являлись. Широко образованная стража первой общалась с иноземными гостями и уж десяток-то слов знала наверняка…