– А я думала, тут она, – пожимая плечами, заворчала бабка. – От ить дотошность немецкая… Нашли, что искали, да и дёру бы, ан нет, ей надобно, чтоб всё по своим местам лежало! Вот, видать, и задела чего…
– Так это она взорвалась?!
– А я знаю?! Думала, может, хулюганит кто…
Лидия Адольфина, матушка царица, сама вышла нам навстречу мелкими шажками, держась за стеночку. Личико Лиды было чернее сажи, а некогда золотистые косы стояли дыбом на метр вверх, благо потолки в Кощеевом доме были высокими. В целом вид скорее потешный, но улыбаться почему-то не хотелось.
Наоборот, у нас, мужчин, просто руки опустились от жалости и сострадания. Бедняжка действительно хотела, как лучше, а если и уронила чего-то там случайно на пол, так уж никак не по причине косорукости… Она не виновата, что взорвалось, – нельзя так сурово карать человека за непредумышленные ошибки. Хотя, с другой стороны, впредь без разрешения ничего руками трогать не будет…
– Ну, чего уставились, дурни?! – раздражённо притопнула глава экспертного отдела. – Али никогда бабы пришибленной не видали? Раз своими ногами ходит и головушку самостоятельно держит – значит, оклемается вскорости! Волосья жиром уложим, а личину царственную пемзой в бане ототрём. Поспешаем отсель, ноги делать надо!
Горох подхватил жену под локоток и, шепча на ухо нечто ласковое по-немецки, кинулся догонять неумолимую бабку. Мы с Митяем замыкали арьергард. Бежали споро, дружно, сохраняя дистанцию и дыхание. Престарелая эксперт-террористка неслась впереди всех, забыв про хромоту и крепко держа перед собой заветную склянку обеими руками.
Стальные шипы ворот только-только начали просыпаться от бабкиного заклинания, поэтому реагировали вяло и бросались на нас с явной неохотой. Гороху прорвали штанину, да Митьку кольнули пару раз пониже спины. Наверняка смеху ради, уж больно крупная и соблазнительная мишень попалась… Больше не зацепило никого, коридорные монстры после недавнего унижения даже не рисковали вторично высунуть нос, и лишь невнятные жалобы тоскливо гасли под невысокими сводами тоннеля. Только один, очень храбрый (или очень забывчивый) полусгнивший труп решился показать нам свои зубы, но я презрительно плюнул ему на лысину, и придурок отстал…
На выходе в глаза нам ударило яркое солнышко, мы грянули «ура», но качественно отпраздновать победу не успели – по всему лесу трещали сучья, Кощей Бессмертный несолоно хлебавши возвращался в свой сумрачный дворец. Ну надо же как не вовремя, а ведь мы практически успели…
– Ваши предложения, бабушка?
– Избушку звать надобно, – совершенно спокойно отозвалась Яга. – Чай, царь-государь указания мои в точности исполнил? А не то уж больно обидно будет, когда всю опергруппу лукошкинскую за воровство да взлом квартирный при всей Орде стыдить начнут. А ить и побить ещё могут… заслуженно!
– Зачем напраслину наговариваете, – буркнул Горох, осторожно пытаясь как-то пригладить вызывающе стоящие косы супруги. – Всё исполнено, как велено, и солью крупнокалиберной заряжено!
Бабка снисходительно кивнула и, передав мне колбу, сунула два пальца в рот, так лихо свистнув, что все пригнулись. Даже треск и шум приближения Кощеева поезда на мгновение стих, словно бы прислушиваясь.
– Соловей-разбойник научил, – задрав нос до небес, похвасталась моя домохозяйка. – Я ить, по молодым летам, с кем тока дружбы-то не водила. Да и Соловей энтот уж на что щербатый да глазом косой, а в деле некотором… такой разбойник был! Говорили, будто бы убили его, но я так думаю, что брешут. Уж больно редкий талант свисту художественного ему отпущен был, небось с ним и за границу подался…
Избушка на курьих ножках, совершенно невероятным образом протискиваясь среди столетних сосен, выбралась к нам и стала по стойке «смирно». Баба Яга ласково потрепала её по крыльцу, и та музыкально заскрипела от удовольствия. Знаете, первое время я всякому удивлялся, а теперь привык, разве что хмыкну в особо выдающемся случае.
Царь, подпрыгнув, полез в избушку, я аккуратно передал ему туда шамаханское зелье. Митя начал деликатно примериваться, как бы получше закинуть внутрь и царицу, когда передние ряды деревьев волшебным образом распахнулись, являя нам гражданина Бессмертного во всей красе. Картинка во всех смыслах впечатляющая, хоть и несколько вычурная, но Кощей всегда страдал пристрастием к некой театральности…
Итак, впереди на чёрном Росинанте (более костлявого мерина припомнить не могу…) сам хозяин дома – красивы-ы-й, влюбиться можно! Доспехи наверняка пастой ГОИ драили недели две всей Ордой в три смены. Справа и слева по два всадника в плащах с капюшонами, грозные, как всадники Апокалипсиса. Следом – разношёрстная неотёсанная шамаханщина, смесь цыган и монгольской шушеры. Довольно много, кстати, на нас пятерых с избытком будет.
Однако в панику никто не ударился. Митька впихнул-таки в избушку всё ещё туго соображающую Лидочку, шагнул ко мне. Я встал в центре, Баба Яга справа. Втроём мы являли впечатляющее по самодеятельности зрелище. Кавалькада замерла шагах в пяти. Кощей дважды поднимал сияющее забрало, порываясь что-то сказать, но оно всё время падало.
– Никитушка, ты уж выскажи ему всё сам, а то ить мучается, злодей, неудобно…
– А что я ему скажу?
– Я знаю, я! Пустите, отец родной, я ему с прошлого году за «петуха» позорного не всё поперёк хари вылепил, а уж скока накипело…
– Не надо, Мить. – Мне пришлось повысить голос. – Бабушка права, как начальник Лукошкинского отделения милиции, я не имею права прятаться за ваши спины. Гражданин Бессмертный, Кощей (как его по отчеству? Ну, пусть пока будет Кирдыкбабаевич)… ваша песенка спета! Попытка подсадить наш город на иглу успешно провалилась. Часть виновных задержана, имена остальных нам известны и заявлены в розыск. Я не имею сил для вашего повторного ареста, но тем не менее требую – сию же минуту отпустить насильно удерживаемую вами бесовку Олёну! Митя, она фамилии не называла? Ну и ладно, просто Олёну!
– Ась?! Это что за комаришка в болоте пищит… – тоненьким, но исполненным презрения фальцетом откликнулся мой оппонент. – Никак слабоумный участковый ко мне в гости всей группой пожаловал? Я его, как витязя благородного, в чистом поле ищу, а он тута за спиной в чужом дому грабительствует…
– Бабушка, что у него с голосом? Опять ваша работа…
– Вот те крест, Никитушка, не моя вина, – честно отбоярилась Яга. – Видать, Кощеюшка ещё в силу не вошёл, вот и голос аки у евнуха персидского. Тут уж, пожалуй, и я с ним силой помериться не побоюся – даром, что ли, зарядку делала да психоанализом занималась…
– Какую зарядку, что вы выдумываете?!
– Эй, эй, сыскной воевода, – завертел головой крутой авторитет, а для меня лишь беглый уголовник. – Сам пришёл за смертью безвременной да ещё и слуг своих верных захватил. Да только что ж не честью на поле ратное явился, али смелости не хватило? Ну да не горюй, пугать тебя не стану, всё по-простому решим – мой меч, твоя голова с плеч!
Меч у него действительно был, висел на поясе, изогнутый волнами и до того длинный, что едва не волочился по земле. В сердце на мгновение прокрался предательский холодок. Шамаханы дружно завопили, потрясая саблями и копьями, а Кощей, нарочито отведя руку, медленно сомкнул пальцы на рукояти и… ничего. Сначала он и сам не поверил, но факт остаётся фактом – великолепный меч изумительно смотрелся у него на бедре, но длина клинка по отношению к длине руки никак не позволяла извлечь его из специального кольца на поясе. Митька первый дерзнул придушенно хихикнуть… Всадники в капюшонах, те, что были поближе, одновременно кинулись на выручку и после кратковременной заминки торжественно вручили господину его меч!