Уже знакомый бес в уланском колете, тот, что приветствовал меня салютом и рекомендовал не жалеть плеть, погоняя бабку, ловко выскочил навстречу:
– Хозяйка строжайше наказала тебя к ней направить, как явишься! Ты уж не медли, Иловайский, говорят, французы близко.
– Ближе некуда, за нами к проходу толкутся. А вы, хлопчики, зазря тут разлеглись, энтих мертвяков пулями не возьмёшь. В город вам идти надо, на стенах стоять будем, тут долго не продержишься…
– Прошу прощения, – вежливо обернулся мелкий бес, – но какое вам собачье дело? Это наш город, мы его защитники, и вам, людям, доверия здесь нет! Разве что Иловайскому, и то лишь потому, что на него Хозяйка виды имеет, а так…
– Ах ты, паршивец, – вспыхнул старый казак, и я едва успел перехватить его руку.
Мой денщик выпустил пар из ноздрей и, скрипнув зубом, позволил Моне и Шлёме увести его за арку. Сельский учитель бочком-бочком, как краб, побежал следом, а я задержался…
– Вы храбрые парни, но он прав, французов слишком много, пули и сабли их не берут.
– У нас есть мешки с порохом, набитые гвоздями и щебнем, разносят всё!
– А если и вас разнесёт?
– Такова судьба солдата, – безмятежно откликнулся бес, козырнул мне и поторопил ещё раз: – Спеши, Иловайский, а нас не поминай лихом! Если придётся отступать, жди за стеной.
…Не будут они отступать, не умеют. Полягут здесь все до единого, но не уйдут, у бесов мозгов мало, а храбрости немерено, сам проверял. Но должен же быть хоть какой-то выход, наверняка Катя что-то придумала и ждёт меня, чтобы обрадовать.
Я ускорил шаг, догоняя своих. Упыри перевоплотились в стройных красавцев, Прохор, уже принимающий их в любой личине, даже не обратил на это внимания. Митрофан Чудасов жался поближе к нему, словно бы тулясь под бочок, и разумно не раскрывал рта. Высокие стены города встретили нас предгрозовым молчанием, все явно готовились к войне…
Взад-вперёд сновали отряды волонтёров: колдуны, черти, упыри, домовые, вурдалаки и всякая прочая нечисть, желающая грудью стать на защиту родного дома. Молодые и старые ведьмы вступали в ряды террористок-смертниц или сестёр милосердия, разгуливая с самодельными бомбами или сумками с чёрным крестом. Слышались бравурные гимны, на улицах раздавали оружие (ржавый хлам времён первой турецкой войны), и даже нас, троих людей, сегодня приветствовали не как будущий фарш, а как союзническую армию.
– Иловайский пришёл! Казаки с нами! Громкая слава тихому Дону!
– А мы уж думали, не придут…
– Кто, Иловайский? Казаки своих не бросают!
– А вы тут популярны, Илюшенька, – тихой сапой подкатился стихотворствующий лис, буквально лучась змеиной улыбочкой. – Какой милый городок и какие чудесные люди! Да ещё под землёй, на территории нашей губернии, а о нём никто не знает. Странное дело, не находите?
Я обернулся к Прохору, тот пожал плечами, явственно говоря – заложит же, подлец, с потрохами, пришибить его, что ли, от греха подальше? Видимо, эти мысли были столь явно написаны у него на лице, что Чудасов догадался…
– Что ж, господа, не буду злоупотреблять вашим терпением. Спешу откланяться, вас ждут дела, а меня… Где здесь ближайший полицейский участок?
– У Павлуши, – подмигнул я упырям. Моня и Шлёма охотно вызвались проводить господина учителя к главному «полицейскому чину».
До дворца Хозяйки мы с моим денщиком добрались сами, без шума и приключений, нисколько не заморачиваясь судьбой нашего липучего конкурента. Медные ворота были раскрыты едва ли не нараспашку, адские псы выпущены из загонов, но они честно не покидали двора, приветствуя меня скупым, встревоженным лаем. Одетая в свободные штаны и клетчатую рубаху, завязанную на узел под грудью, Катенька храбро паковала чемоданы. За этим благородным занятием мы и застали Хозяйку Оборотного города.
– Чего уставились? Да, я линяю отсюда. Потому что таков приказ моего непосредственного начальства, заботящегося о моей личной безопасности, за что я их люблю и уважаю! Ещё вопросы? Нет вопросов. Отлично. Дядя Прохор, здравствуйте! И прощайте заодно уж. А ты, Иловайский, подойди к ноутбуку. Ага, смелее, смелее. Глянь, как датчики зашкаливают! Там, наверху, свыше тысячи наполеоновских солдат, а могло быть ещё больше, и будет! И все они прутся прямо сюда, потому что кое-кто что-то там у них отобрал, а они на этом подвязаны баскским заклятием на крови! Получил, съел, доволен?! Всю жизнь ты мне испоганил, хорунжий… Всё, я сваливаю!
– Зря ты так, девонька, – укоризненно прогудел мой денщик, пока я стоял с пылающими щеками, изо всех сил пытаясь провалиться на месте. – Покажи ей, ваше благородие, чего мы нашли. Глядишь, и поможет вещица сия твой город оборонить…
Катя резко прервала сборы и уставилась на меня. Я молча выудил из-за пазухи старую икону и осторожно передал ей.
– Ну? И что? Это вот из-за этого элемента церковного культа весь сыр-бор?! Весь клад психопата-француза состоял из одной-единственной иконы в серебряном окладе, которая должна была обогатить уйму народа?! Мальчики, вы сами-то поняли, во что вляпались…
– Может оказаться, что она чудотворная, – прокашлялся я. – Проверь по своим волшебным каналам, может, и вправду поможет?
– Ага! Как помолимся сейчас втроём, так она и превратится в ядерную бомбу узконаправленного действия и разом хряпнет всех французов, не задев никого из наших, да?
– Но ты хоть проверь, – ещё раз попросил я.
– Чего проверь, чего?! – окончательно взвилась Катерина. – Доску эту на рентгене просветить или как? Что я с ней могу сделать, когда у меня… О господи, нет… Не-эт!!!
Мы кинулись к голубому листу волшебной книги, на экране было чётко видно, как грязные скелеты штурмуют самодельную баррикаду бесов-охранников. Битва была короткой и яростной. Маленькие фигурки в гусарских и уланских костюмчиках отчаянно сцепились с беззубыми мертвяками наполеоновской гвардии, лучше всего на свете умевшими именно убивать. Не зря они покорили всю Европу, не зря их боялся британский лев и сфинксы Египта, это были лучшие солдаты истории, и сломать им хребет смогла только русская сила…
Раздалось несколько небольших взрывов! Увы, они не разрешили ситуацию, хотя несколько рядов скелетов разнесло в щебень. Зато остальные, не останавливаясь и не замедляя шаг, маршировали через арку, на ходу докалывая штыками и шпагами ещё шевелящихся бесов. Те не отступили и, как смогли, задержали врага. Прохор и Хозяйка, стоя за моей спиной, потрясённо молчали…
Но вот один «улан», в окровавленном мундирчике, прополз вдоль стены и под завесой дыма побежал куда-то вглубь, зажав под мышками два мешка с порохом. Секундой позже на книге вспыхнуло такое пламя, что я невольно прикрыл глаза. Потом всё заволокло чёрным дымом, а из него, как из зева ада, показались последние французы с окровавленными саблями. Видимо, ценой своей жизни бес сумел взорвать проход, больше никто не пройдёт к Оборотному городу. Хотя и тех, что прорвались, более чем достаточно, чтобы вырезать здесь всё, что шевелится…