Она воинственно уставилась на окружного прокурора и выпалила:
— Он меня закадрил, если хотите знать.
— На улице?
— Вот еще, конечно нет! Я задержалась в баре «Синий лев», чтобы пропустить стаканчик. Мальчик оказался там. Он был очень мил. Завязался разговор.
— Не показалось ли вам, что он знает или видел вас раньше?
— Что вы хотите сказать?
— Он знал, где вы живете?
— Я припоминаю теперь, — ответила мисс Маркс, — он говорил о том, что видел меня пару раз в отеле и даже наводил справки. Ему было известно мое имя, и он заявил, что уже целую неделю хочет познакомиться со мной, только не знает, как это устроить. Ужасно милый мальчишка.
— После этого вы провели вместе весь вечер?
— Да, мы потопали малость и пропустили несколько стаканчиков.
Селби улыбнулся и сказал как можно небрежнее, как само собой разумеющееся:
— Огромное спасибо, что вы решили поделиться со мной информацией. Не меняйте, пожалуйста, места жительства, не поставив меня в известность. Это важно. С трудом верится, что тот человек еще был жив и печатал на машинке в три часа ночи… Не могли вы случайно ошибиться номером?
— Нет, потому что я обратила внимание на свет, пробивающийся через дверную фрамугу. Еще подумала: кто это может печатать в такой поздний час?
Селби улыбнулся, еще раз поблагодарил девушку и неторопливо вышел в коридор. Услышав, что дверь позади него закрылась, он помчался к лифту. В вестибюле подбежал к телефонной будке, схватил трубку и взволнованным голосом сказал телефонистке:
— Соедините меня, пожалуйста, побыстрее с шерифом.
Герберт Перри сидел в кабинете прокурора лицом к яркой лампе. Шериф и Дуглас Селби молча смотрели на него с суровым и обвиняющим видом.
— Послушайте, — сказал Перри, — эта Эллен Маркс — славный ребенок. Конечно, я подцепил ее в баре, ну и что из того? Теперь такие времена, обычное дело.
Селби холодно произнес:
— Все-таки не могу понять, почему вы постучали в дверь триста двадцать первого номера.
— К этому я и пытаюсь подойти. Она славный ребенок, ей хотелось спать. Я пропустил пару стаканчиков и чувствовал себя рыцарем. Пишущая машинка стрекотала, что твой пулемет. Дверная фрамуга была открыта, и в коридоре стоял такой грохот. Я и подумал, неплохо было бы подсказать тому типу, за дверью, что пора бай-бай.
Селби обменялся взглядом с шерифом. Перри покрутил шеей в слишком широком для него воротнике и продолжил:
— Думаю, на моем месте каждый поступил бы точно так же. Девочка пыталась уснуть. Многие в отеле, как и она, хотели спать. Я принял четыре или пять порций виски и чувствовал себя отлично. Я не был пьян, только слегка навеселе, вы понимаете. Мне хотелось творить добро. Я проводил девочку до дому и условился о встрече на следующей неделе. Направляясь к лифту, я ощутил себя бойскаутом, поэтому и постучал.
— Что случилось после этого?
— Стук прекратился.
— Вы постучали еще раз?
— Да.
— Кто-нибудь ответил?
— Нет.
— А вы сказали что-нибудь?
— Нет, ведь шум прекратился… Я подумал, что ничего больше не надо делать… Знаете, как это бывает: вы хотите уснуть, а за стенкой кто-то храпит. Вы стучите, парень переворачивается на другой бок, и храп прекращается. Так было и с машинкой.
Казалось, Перри изо всех сил старался заставить их поверить его объяснениям. Селби внушительно постучат указательным пальцем по крышке письменного стола и сказал:
— Послушайте, Перри, нам надо попытаться понять друг друга — сейчас или, может быть, позже. Ведь вы знали постояльца из триста двадцать первого номера?
— Я знал его? — воскликнул Перри, округлив глаза.
— Да, вы были с ним знакомы. Он прибыл в город повидать вас в связи с делом о наследстве.
— Вы с ума сошли! — крикнул Перри, но сразу овладел собой и быстро продолжил: — Прошу извинить меня, мистер Селби, я не хотел вам нагрубить или проявить неуважение, но ваша идея слегка безумна. Никогда в жизни я не слыхал об этом человеке.
В разговор вступил шериф Брэндон. Растягивая слова, он медленно произнес:
— Послушайте, Перри, нам известно, что этот человек интересовался ходом вашего дела. У него была коллекция газетных вырезок, посвященных ему.
— Моим делом интересуется множество людей, — сердито бросил Перри.
— Но у того человека были какие-то особые причины для интереса:
— Ну допустим, что из того?
— Мы хотим знать, каковы эти особые причины, — сказал Селби.
— Тогда вам придется поспрашивать у других, я ничего не могу сообщить.
Шериф и прокурор обменялись взглядами.
— Печатание прекратилось сразу, когда вы первый раз постучали в дверь?
— Да.
— Вам известно, как долго стучала машинка?
— Нет. Когда я вышел из лифта, то сразу услышал этот стук.
— И вы сказали, что машинка стрекотала как пулемет?
— Да, именно так я и сказал.
— То есть печатали быстро?
— Да.
— Были ли паузы в работе?
— Ни единой. По клавишам колотил человек, который знал, что делает. Он шпарил на ней, как моя двоюродная сестра шпарит на пианино.
— И вы не входили в комнату Эллен Маркс?
— Нет, я проводил девушку до двери.
— И долго вы там оставались?
— Достаточно, чтобы поцеловать ее на прошание.
— Это заняло много времени? — вмешался Брэндон.
— Он лишь хочет спросить, — улыбнулся Селби, заметив выражение липа молодого человека, — предшествовала ли поцелую некоторая подготовительная работа.
— Нет, — достаточно охотно ответил Перри. — Она… вообще-то, это была ее идея. Она повернулась ко мне, и ее губы оказались так близко…
— Значит, вам неизвестно, почему тот человек интересовался ходом иска о наследстве?
— Нет, — ответил Перри и, немного поколебавшись, добавил: — Мне не хотелось бы, чтобы кто-то повторял мои слова, но, откровенно говоря, я считаю дело безнадежным, мистер Селби. Я готов полюбовно согласиться на любую долю, но боюсь, противная сторона даже и думать не хочет о соглашении. Так что, скорее всего, я ничего не получу, а мне так нужны деньги.