— Какой ужас.

— Да.

— Ну…

Но что после этого скажешь, чтобы не сделать больно? Поэтому она спрашивает:

— А он симпатичный?

— Кто?

— Твой сосед.

— Его зовут Айнсель. Майк Айнсель. Он ничего. Слишком молод для меня. Здоровый такой и… как это? Слово на «с».

— Стремный? Скучный? Слащавый? Семейный?

Смешок:

— Да, пожалуй, по виду семейный. То есть если семейного мужика вообще можно вычислить по внешнему виду, этот вроде похож. Но я хотела сказать «страдальческий». У него страдальческий вид.

— И странноватый?

— Да в общем нет. Когда въехал, он был какой-то беспомощный — даже не знал, как заклеивают на зиму окна. Да и теперь у него такой вид, будто толком не знает, что он тут делает. То сидит дома, то куда-то пропадает. Я несколько раз видела, как он гуляет.

— Может, он грабит банки?

— Угу. Вот и я так подумала.

— Да ладно. Это я так, глупость ляпнула. Слушай, Мэгс, ты сама-то как? У тебя все в порядке?

— Да.

— Точно?

— Нет.

Долгая пауза.

— Я хочу тебя навестить.

— Не надо, Сэмми.

— Я приеду после выходных, пока отопление не починили и не начались занятия. Будет весело. Постелешь мне на диване. И как-нибудь вечером позовешь на ужин своего странноватого соседа.

— Сэм, ты сводня.

— Я сводня? После невыносимой стервы Клодин я уже почти готова переключиться обратно на мальчиков. Я тут встретила одного странного, но милого парня, когда ехала автостопом в Эль-Пасо на Рождество.

— Вот как. Слушай, Сэм, прекращай ездить автостопом.

— А как я тогда, по-твоему, доберусь до Лейксайда?

— Элисон МакГоверн ездила автостопом. Даже в таком городке, как у нас, это небезопасно. Я вышлю тебе денег. Поедешь на автобусе.

— Да все со мной будет в порядке!

— Сэмми.

— Ладно, Мэгс. Вышли денег, если ты будешь от этого крепче спать.

— Буду, ты же знаешь.

— Ладно, сестрица-наставница, обними за меня Леона и скажи ему, что скоро приедет тетя Сэмми, пусть больше не прячет у нее в кроватке свои игрушки.

— Передам. Вот только не обещаю, что он послушается. Так когда тебя ждать?

— Завтра вечером. Можешь меня не встречать — попрошу Хинцельманна подбросить меня на Тесси от остановки.

— Не выйдет. Хинцельманн поставил Тесси на зиму в гараж. Но он, конечно, все тебя равно довезет. Он тебя любит. Ты слушаешь его истории.

— Может, тебе стоит попросить Хинцельманна написать редакционную статью за тебя? Что-нибудь в таком духе: «О застройке возле старого кладбища. Случилось так, что зимой третьего года мой дедуля подстрелил у старого кладбища у озера оленя. Пули у него закончились, поэтому он прицелился в оленя вишневой косточкой, которую выудил из обеда, что собрала ему в дорогу бабушка. Вмазал косточкой оленю прямо в череп, а тот как деранет со всей дури, и убежал. Оказался дедуля в том же самом месте два года спустя, и заприметил опять своего могучего оленя, а у того промеж рогов выросла вишня. Взял он его да и пристрелил, а бабушка напекла столько пирогов с вишней, что объедались они ими аж до самого четвертого июля…»

ТРЕТЬЯ ИНТЕРМЕДИЯ Джексонвилл, Флорида, 2 часа ночи

— Я по объявлению о найме на работу.

— У нас всегда есть вакансии.

— Но я могу работать только в ночную смену. Вам это подходит?

— В принципе да. Вам нужно будет подать заявление, я дам вам форму. У вас есть опыт работы на заправке?

— Нет. Но я думаю, это не очень сложно.

— Ну, вообще-то, конечно, дело нехитрое. Знаете, мэм, простите, что я говорю об этом, но вы неважно выглядите.

— Я знаю. Я просто не очень здорова. Но вид куда ужаснее, чем самочувствие. Опасности для жизни нет.

— Ладно. Заявление оставите мне. У нас сейчас напряженка с ночными кадрами. Работу в ночь мы тут зовем зомби-сменой. Длится она просто бесконечно, прямо в зомби превращаешься. Так, ага… Значит, Ларна?

— Лора.

— Лора. Замечательно. Ну, надеюсь, вы не испугаетесь извращенцев. По ночам их тут пруд пруди.

— Да уж, не сомневаюсь. Ничего, справлюсь как-нибудь.

Глава тринадцатая

Эй, старый друг.

Что-что, старый друг?

Да брось, старый друг,

Дай отдохнуть. Что приуныл?

Мы не умрем.

Ты, я и он –

Слишком много людей, чья жизнь на кону.

Стивен Зондхайм. Старые друзья [101]

Субботнее утро. Звонок в дверь.

Маргарет Ольсен. Проходить в дом она не стала, осталась стоять за порогом, залитая солнечным светом, и вид у нее был очень серьезный.

— Мистер Айнсель…

— Зовите меня просто Майк, — сказал Тень.

— Хорошо, Майк. Не хотите прийти ко мне сегодня вечером, на ужин? Часиков в шесть? Ничего особенного, спагетти с тефтелями.

— Обожаю спагетти с тефтелями.

— Если у вас есть какие-то другие планы на вечер…

— У меня нет других планов.

— Ну, значит, в шесть.

— А ничего, если я принесу цветы?

— Ну, если без этого никак… Но только жест этот мы будем воспринимать как сугубо социальный. Не романтический.

Он принял душ. Потом вышел прогуляться — совсем ненадолго, до моста и обратно. Солнце было там, где положено, этакий тусклый четвертак в середине неба, и к тому моменту, как он вернулся домой, его спина была мокрой насквозь. Он сгонял на «Тойоте» в «Деликатесы от Дейва» и купил бутылку вина за двадцать долларов, усмотрев в цене гарантию качества. В винах он не понимал ровным счетом ничего, и калифорнийское каберне выбрал только потому, что когда-то, давным-давно, когда люди еще имели обыкновение лепить на задние стекла автомобилей всякие чудные фразы, прочел на одной машине ЖИЗНЬ ЭТО КАБЕРНЕ [102] и очень смеялся.