— А как быть с этим мудаком?
— С Тенью? Если увидите его, даже близко не подходите. И не трогайте. Даже не пытайтесь. Не хочу, чтобы вы превратили его в мученика. В наших нынешних планах мученики не значатся. — И он улыбнулся своей улыбкой, которая была — одни шрамы. Мистера Мирра вообще легко было развеселить. Мистер Градд уже неоднократно обращал на это внимание. Даже играть роль шофера там, в Канзасе, ему и то было весело.
— Но послушайте…
— Я сказал, никаких мучеников, Градд.
И Градд кивнул, и взял нож в темно-коричневых ножнах, и засунул поднимавшуюся в нем ярость куда подальше и поглубже.
Ненависть к Тени давно уже сделалась составной частью души мистера Градда. Засыпая, он видел перед собой его мрачное лицо, видел эту улыбку, которая и улыбкой-то не была, а сама манера безулыбчиво улыбаться выводила его из себя, ему хотелось врезать этому парню как следует под дых, и даже когда он засыпал, челюсти у него оставались плотно сжатыми, на висках бугрились жилы, а в горле горело.
Он проехал на «Форде-Эксплорере» по лугу, мимо заброшенной фермы, перевалил через пригорок и увидел дерево. Машину он остановил, проехав чуть дальше дерева, и заглушил мотор. Часы на приборной панели показывали 6:38 утра. Ключи он оставил в машине.
Дерево было огромным; складывалось впечатление, будто у него собственная шкала насчет того, до каких размеров могут вырастать деревья. Градд даже затруднился бы сказать, какой оно высоты — пятьдесят футов или двести. Цвет коры был серый, как у тонкой шелковой шали.
К нижней части ствола густой паутиной веревок был привязан голый человек, мужчина, а у подножия лежало что-то продолговатое, завернутое в простыню. Подойдя к свертку, Градд понял, что это такое. Он толкнул его ногой, и из-под простыни на него глянула изуродованная половинка лица Среды.
Градд обошел дерево так, чтобы на него не пялились слепые окна фермы, расстегнул ширинку и отлил на ствол. Потом застегнулся, пошел к дому, отыскал там складную деревянную лестницу, принес ее обратно к дереву, прислонил к стволу и забрался наверх.
Тень мешком висел на своих веревках. Градд подумал: интересно, жив он или уже нет — грудь у Тени не поднималась и не опускалась. Хотя — совсем он сдох или не совсем, какая, в сущности, разница.
— Здорово, придурок! — громко сказал Градд. Тень не шелохнулся.
Градд добрался до самой верхней ступеньки и вынул нож. Он отыскал небольшую ветку, которая, кажется, соответствовала описанию мистера Мирра, и рубанул ее ножом у самого основания, перерезав наполовину, а потом просто отломил. Длиной она была дюймов в тридцать.
Градд сунул нож обратно в ножны и начал спускаться вниз. Поравнявшись с Тенью, он остановился.
— Господи, если бы ты знал, как я тебя ненавижу! — сказал он. Ему очень хотелось вытащить пушку и прострелить эту падлу насквозь, но он знал, что делать этого нельзя. И вдруг ткнул в сторону висевшего на дереве врага своей палкой — это был быстрый колющий выпад. Жест чисто инстинктивный, но в него мистер Градд вложил всю свою обиду на Тень и всю свою ненависть. На секунду ему показалось, что в руке у него копье и что наконечник этого копья ушел глубоко во внутренности этого человека.
— Ладно, хватит, — сказал он вслух. — Время двигать назад.
А потом подумал: Первый признак безумия. Начинаешь разговаривать сам с собой. Он спустился еще на несколько ступенек, а потом просто спрыгнул на землю. Он посмотрел на палку, которую держал в руке, и почувствовал себя маленьким мальчиком, для которого любая палка — копье или меч. Мог бы срезать эту хреновину с любого другого дерева, подумал он. Какая разница, что одно дерево, что другое. Кто бы еще эту разницу заметил?
И тут же пришла следующая мысль: Мистер Мирр заметил бы, наверняка.
Он отнес лестницу обратно к дому. Краем глаза он как будто уловил какое-то движение и тут же поднял голову и заглянул в окно, в темную комнату, заставленную ветхой мебелью, с осыпавшейся со стен штукатуркой — и на секунду, словно во сне, ему показалось, что он видит трех женщин, которые сидят рядком на кушетке в дальнем, темном конце комнаты.
Одна из них вязала. Другая смотрела прямо на него. Третья вроде спала. Та женщина, что смотрела на него, расплылась в улыбке, в улыбке совершенно невероятной, которая, казалось, располосовала лицо поперек, от уха до уха. А потом поднесла большой палец себе к горлу и аккуратно провела им — от уха до уха.
По крайней мере так ему показалось, на долю секунды, потому что когда буквально через мгновение он посмотрел внимательнее, в комнате не оказалось никого и ничего, кроме полусгнившей мебели, засиженных мухами картин и клубков пыли. Совсем никого.
Он протер глаза.
Градд пошел обратно к своему «Форду-Эксплореру» и забрался внутрь. Палку он бросил на обитое белой кожей пассажирское сиденье. Повернул ключ зажигания. Часы на приборной панели показывали 6:37 утра. Он нахмурился и сверился с наручными часами, которые мигнули и показали 13:58.
Прекрасно, подумал он. Значит, я провел здесь либо восемь часов, либо минус одну минуту. Подумать-то он об этом подумал, но на самом деле решил про себя, что объяснение здесь может быть одно-единственное: оба прибора по какому-то дурацкому совпадению начали вести себя неподобающим образом.
А между тем тело Тени на дереве начало кровоточить. Рана была в боку. Кровь шла медленно и была густая и черная, как патока.
Вершину Сторожевой горы закрыли облака.
Белая сидела в стороне от основной толпы, собравшейся у подножия, и смотрела, как над холмами на востоке занимается заря. Вокруг запястья левой руки у нее была вытатуирована цепочка из синих незабудок, и незаметно для себя она потирала их большим пальцем правой.
Вот и еще одна ночь пришла и ушла, и ничего не случилось. Народ по-прежнему прибывал, поодиночке, по двое. Прошедшей ночью подошло еще несколько существ, с юго-запада, включая двоих младенцев ростом с яблони, и еще что-то такое, что она увидела только краем глаза: больше всего оно было похоже на отрубленную человеческую голову размером с «Фольксваген-жук». И все они растворились в лесу у подножья горы.
Никто их здесь не беспокоил. Во всем окружающем мире никто, судя по всему, даже не обратил внимания на то, что все они здесь собрались: она представила себе, как туристы смотрят из Рок-сити в свои платные бинокли и не видят у подножия ничего, кроме деревьев, кустов и камней, притом, что прямо перед ними разместился довольно обширный и многолюдный лагерь.
Холодный утренний ветер донес до нее дымок от костра и запах подгоревшего бекона. Кто-то в дальнем конце лагеря заиграл на гармонике, и она невольно вздрогнула от этого звука — и улыбнулась. В рюкзаке у нее была книга в мягкой обложке, и она ждала, пока небо посветлеет настолько, что можно будет читать.
В небе, прямо под облаками, были видны две точки: одна побольше, другая поменьше. Рассветный ветер брызнул ей в лицо мелкой дождевой пылью.