— Если все настолько просто, — буркнул Тень, — почему не каждый второй в этой стране зашибает деньгу именно таким образом?
— В занятии этом тоже есть определенный риск, — сказал Среда, — в особенности в половине пятого утра.
— Хочешь сказать, что копы в это время становятся особенно подозрительными?
— Да нет. А вот гориллы — становятся. И события могут пойти по довольно странному сценарию.
Он пробежал пальцами по пачке пятидесятидолларовых купюр, добавил сверху пачку двадцаток, потоньше первой, и протянул обе пачки Тени.
— Держи, — сказал он. — Твой первый недельный заработок.
Тень, не пересчитывая, сунул деньги в карман.
— Значит, именно этим ты и занимаешься? — спросил он. — Это и есть твой способ зарабатывать деньги?
— Время от времени, не более того. Только в тех случаях, когда за короткое время нужно найти большую сумму денег. Как правило, я получаю деньги от людей, которые даже не отдают себе отчета в том, что их кинули, которые никогда не жалуются и всегда готовы выстроиться в очередь, чтобы я кинул их еще раз, если мне случится опять проезжать мимо.
— Этот парень, Суини, помнится, назвал тебя жуликом.
— Правду сказал. Но к этой профессии мой способ жить ничуть не сводится. И тебя, Тень, эта сторона моей биографии касаться будет в последнюю очередь.
Снаружи стояла ночь: снег кружил в свете фар и бился о лобовое стекло. Зрелище было завораживающее.
— Эта страна — единственная в мире, — сказал вдруг в полной тишине Среда, — которая никак не может взять в толк, что такое она собой представляет.
— Как-как?
— Все остальные отдают себе отчет в том, кто они и что они. Кому, спрашивается, придет в голову отправляться на поиски сердца Норвегии? Или там — где живет душа Мозамбика. Они и так знают, кто они такие.
— И что дальше?
— Да нет, ничего, просто мысли вслух.
— Значит, ты успел объехать полсвета, я правильно понимаю?
Среда ничего ему на это не ответил. Тень посмотрел на него.
— Нет, — вздохнул Среда. — Нет. Нигде-то я не был.
Они остановились на бензоколонке; Среда отправился в туалет, в темно-синей униформе и с чемоданчиком в руке, а вышел оттуда в шикарном, с иголочки светлом костюме, коричневых туфлях и слегка укороченном, по колено, коричневом же пальто, сшитом, судя по всему, в Италии.
— А когда мы доберемся до Мэдисона — что будет дальше?
— Свернем на хайвей-четырнадцать, на запад, к Спринг-Грин. Встреча у нас назначена в месте под названием Дом-на-Скале. Ты когда-нибудь там бывал?
— Не доводилось, — сказал Тень. — Только рекламные щиты видел.
В этой части обитаемого мира рекламные щиты Дома-на-Скале были повсюду: что именно в них рекламировалось, было не совсем понятно, однако по всему Иллинойсу, по всей Миннесоте и по всему Висконсину, а пожалуй, подумал Тень, и вплоть до самой Айовы, забыть о существовании Дома-на-Скале у едущего по дороге человека никак не получится. Щиты Тень видел и даже давал себе труд над ними задуматься. Интересно, этот дом и вправду торчит на самой вершине скалы? И что в этой скале такого интересного? А в доме? Впрочем, надолго его обычно не хватало, и он выбрасывал все это из головы. Не тот он был человек, чтобы его привлекали придорожные достопримечательности.
С федеральной трассы они съехали в Мэдисоне, проследовали мимо забранного в строительные леса купола нового законодательного собрания штата (еще одна великолепная картинка внутри полного кружащихся снежинок стеклянного шара) и начали плутать по каким-то местного значения дорогам. После того как примерно час подряд им попадались городишки с названиями вроде Чернозем, они свернули на узкое боковое ответвление меж двух запорошенных снегом каменных ваз, обвитых похожими на ящериц драконами. Обсаженная деревьями парковка была почти пуста.
— Скоро совсем закроются, — сказал Среда.
— Так и что это за место? — спросил Тень, пока они шли через парковку к приземистому, неказистому на вид зданию.
— Придорожная достопримечательность, — ответил Среда. — Одна из самых-самых. И следовательно, место магическое.
— Не понял.
— Проще некуда, — сказал Среда. — В других странах, из века в век, люди постепенно распознавали свои магические места. Это мог быть какой-нибудь природный объект, ну, или обычное место, но только — необычное. До них доходило, что в такого рода местах происходит нечто важное, что это — словно бы некий фокус, канал, окно в Вечность. Ну, и они строили в таком месте храм или собор, или просто круг из поставленных на попа камней, или… ну, в общем, ты понял.
— В Штатах тоже церквей хоть отбавляй, — сказал Тень.
— В каждом городе. А то и в каждом квартале. И в нашем смысле толку от них примерно столько же, сколько от зубоврачебных кабинетов. Нет, в Соединенных Штатах людям, конечно, тоже случается слышать зов, по крайней мере некоторым: живет человек, живет, и вдруг до него доходит, что к нему обращаются некие высшие силы из глубин неведомых, и он подрывается с места и сооружает из пивных бутылок уменьшенную копию какого-нибудь чуда света, которое сам в глаза не видел, или воздвигает гигантское гнездилище летучих мышей, причем в какой-нибудь такой части страны, где летучих мышей отродясь не водилось. Придорожные достопримечательности: людей вдруг начинает с сумасшедшей силой тянуть в некое место, в котором — будь это в какой-нибудь другой стране мира — им бы и впрямь удалось пообщаться с той частью их же собственной души, которая не от мира сего; и там они покупают себе хот-дог, болтаются какое-то время по округе, и чувствуют удовлетворение, объяснить которое словами они не в состоянии — и глубокую неудовлетворенность где-то внутри, там, куда вообще не привыкли заглядывать.
— Теории у тебя, конечно, иногда бывают просто убойные, — сказал ему на это Тень.
— Какие, на хрен, теории? Чистой воды практика, молодой человек, — вскинулся Среда. — Уж к настоящему-то моменту тебе давно следовало это понять.
Из нескольких билетных окошек открыто было лишь одно.
— Продажа билетов прекращается через полчаса, — сказала кассирша. — У нас, понимаете, чтобы все как следует обойти, часа два нужно, не меньше.
Среда заплатил за билеты наличными.
— А где скала? — спросил Тень.
— Под домом, — ответил Среда.
— А дом где?
Среда поднес палец к губам, и они пошли дальше. Где-то впереди пианола мучила мелодию, в которой смутно угадывалось Равелево «Болеро». Больше всего дом оказался похож на перестроенное в конструктивистском стиле холостяцкое логово шестидесятых: стены из дикого камня, на полах ковролин, а еще на удивление уродливые грибообразные люстры из цветного стекла. На второй этаж вела винтовая лестница: там обнаружилась еще одна комната, сплошь уставленная какими-то дурацкими сувенирами.