Зверь пригнул массивную голову. «Разновидность кабана?» – подумалось Ричарду, а потом он осознал, какую городит чушь: ни один кабан не может быть таким огромным. Чудовище было размерами с быка, со слона, с целую жизнь. Оно уставилось на них и замерло на сотню лет, промелькнувших в десяток секунд.
Опустившись на колени, Охотник подобрала копье из Флитовой топи, которая выпустила его с недовольным чавканьем, и произнесла только одно слово:
– Наконец-то! – В ее голосе звучало неподдельное безумное ликование.
Она обо всем забыла: забыла о Ричарде, стоявшем на четвереньках в грязи, о маркизе с его глупым арбалетом, о Подмирье и о Над-Лондоне. Она была в упоении, в экстазе, который перенес ее в иное измерение, в совершенный блистающий мир, ради которого она жила. В этом мире существовали только двое: Охотник и Зверь.
И Зверь тоже это понял. Истинные, достойные противники: тот, кто охотится, и тот, на кого охотятся. И кто тут кто, который из них который, покажет только время. Время – и танец смерти.
Зверь напал.
Охотник выжидала, и выжидала, и выжидала… пока не увидела, как капает у него из пасти слюна, когда он пригнул голову ниже, и мгновение спустя нанесла удар. Но уже чувствуя, как вонзается в шкуру наконечник, поняла, что на долю секунды опоздала, и копье выпало из ее онемевших рук, а бивень острее самой острой бритвы пропорол ей бок.
И, падая под чудовищную тушу, падая в жидкую грязь, почувствовала, как под его копытами ломаются, давятся ее рука, бедро, ребра. А потом Зверь пропал, исчез назад в темноту. Все кончено. Танец станцован.
Мистер Круп ни за что бы не признался, какое испытал облегчение, когда они наконец вышли из лабиринта. Но они с мистером Вандермаром преодолели его целыми и невредимыми, и их добыча тоже. Перед ними предстала голая скала, в которой темнели двойные двери, и в правой блестело в небольшом углублении овальное зеркало.
Мистер Круп грязной рукой коснулся зеркала.
От его прикосновения поверхность затуманилась, пошла на мгновение рябью, помутнела и забурлила, как котелок с кипящей ртутью, и наконец прояснилась. Из зеркала на них взглянуло лицо ангела Ислингтона.
– Доброе утро, сэр, – сказал, откашлявшись, мистер Круп. – Это мы, а с нами – юная леди, за которой вы нас послали.
– А ключ? – Мягкий голос ангела, казалось, звучал со всех сторон.
– Висит на ее лебединой шее, – ответствовал мистер Круп несколько тревожнее, чем намеревался.
– Тогда входите, – разрешил ангел. Тут дверь отворилась, и они вошли.
Все произошло слишком быстро. Зверь возник из темноты, Охотник схватила копье, чудище бросилось на нее и снова исчезло во мраке.
Ричард напряг слух, не донесет ли эхо отдаленный рык. Но не услышал ничего, кроме кап-кап-капанья воды и пронзительного, сводящего с ума жужжания комаров. Охотник лежала на спине. Одна рука у нее была вывернута под странным углом. Ричард пополз к ней по слизи.
– Охотник? – шепотом позвал он. – Ты меня слышишь?
Тишина грозила затянуться, потом ему ответил шепот такой слабый, что на мгновение показалось: это только игра его воображения.
– Да.
Маркиз все еще был довольно далеко – застыл как вкопанный у стены в нескольких ярдах от них. Теперь и он негромко произнес:
– Ричард, оставайся на месте. Чудовище просто затаилось и выжидает. Зверь вернется.
Пропустив предостережение мимо ушей, Ричард снова окликнул Охотника.
– Ты… – Он помешкал. Глупо говорить такое, но он все равно это сказал: – С тобой все будет в порядке?
Тут она рассмеялась, от чего на губах запузырилась кровь, и едва заметно покачала головой.
– Тут, в Подмирье, есть какие-нибудь врачи? – спросил он маркиза. – Хотя бы санитары?
– М-м-м… В том смысле, как ты их себе представляешь, – нет. У нас есть целители, несколько лекарей и костоправов…
Тут Охотник закашлялась и поморщилась. Из угла рта у нее поползла струйка ярко-красной крови. Маркиз подошел чуть ближе.
– Ты свою жизнь где-нибудь прячешь, Охотник? – спросил он.
– Я охочусь, – пренебрежительно прошептала она. – Мы такого не жалуем… – Она с усилием втянула в легкие воздух, потом выдохнула, будто даже такая простая задача становилась ей не по силам. – Ты когда-нибудь сражался копьем, Ричард?
– Нет.
– Возьми его, – прошептала она.
– Но…
– Сейчас же! – Голос у нее был тихий, но настойчивый. – Подбери из грязи. Возьми за тупой конец.
Ричард подобрал упавшее копье. Взял за тупой конец.
– Ну, это я и сам бы сообразил.
– Знаю. – По ее лицу скользнула тень улыбки.
– Послушай, – сказал Ричард, не в первый уже раз чувствуя себя единственным нормальным человеком в этом сумасшедшем доме. – Нам нужно затаиться. Может быть, тварь уйдет. А мы попытаемся найти для тебя доктора.
И не в первый раз человек, с которым он говорил, не обращал на его слова решительно никакого внимания.
– Я совершила дурной поступок, Ричард Мейхью, – печально прошептала она. – Очень дурной. Потому что мне слишком уж хотелось стать тем, кто убьет Зверя. Потому что мне нужно было копье.
А потом – вопреки всей вероятности и законам физического мира – она начала подниматься. Ричард даже не представлял себе, насколько ей тяжело, как не мог вообразить себе, какая ее терзает боль. Правая рука у нее бесполезно висела, через разорванную кожу жутковато торчал белый обломок кости. Из раны в боку лилась кровь. Сама ее грудная клетка выглядела… не так, как положено.
– Не смей! – тщетно зашипел он. – Ляг обратно.
Левой рукой она вытащила у себя из-за пояса нож и, переложив его в правую, сомкнула на нем пальцы Ричарда.
– Я совершила дурной поступок, – повторила она. – Теперь я заглажу свою вину.
Тут она начала напевать себе под нос. Пение без слов становилось то звонче, то глуше, пока она не нашла ноту, на которую откликнулись, от которой завибрировали стены, трубы и пол под ногами. И эту ноту она повторяла, пока на нее не откликнулся эхом, наверное, весь лабиринт. А потом, затянув со свистом воздух в раздавленную грудную клетку, она крикнула:
– Эй! Зверюга! Где ты?
Ответом ей была тишина. Никаких звуков, только мерное капанье воды. Даже комары примолкли.
– Может… может, он ушел… – сказал Ричард, сжимая копье так, что больно стало рукам.
– Сомневаюсь, – пробормотал маркиз.
– Ты где, ублюдок?! – выкрикнула Охотник. – Боишься?
Тут впереди раздался глухой рев, и Зверь атаковал снова. На сей раз не было места для ошибки.
– Танец, – прошептала Охотник, – танец еще не станцован.