Посвящается Рэю Брэдбери и Харлану Эллисону
«Мне кажется… я скорее вспомню жизнь, растраченную неразумно на хрупкие вещи, чем жизнь, потраченную с умом на то, чтобы уклоняться от морального долга». Эти слова приснились мне во сне, и я записал их, когда проснулся, не понимая, что они означают и к кому относятся.
Когда я задумывал эту книгу рассказов и вымышленных историй, лет восемь назад, я собирался назвать ее «Эти люди должны знать, кто мы: они нам подскажут, зачем мы здесь», по реплике одного из персонажей комикса «Приключения малыша Немо» (очень хорошая репродукция этой страницы приведена в книге Арта Шпигельмана «В тени уничтоженных башен»). Предполагалось, что повествование в каждом рассказе будет вестись от лица сомнительного, ненадежного героя, ни единому слову которого нельзя верить: эти герои будут рассказывать о себе, о том, кто они и что с ними происходило, когда они тоже были здесь. Около дюжины рассказчиков, около дюжины историй. Такова была первоначальная задумка; но жизнь, как всегда, переписала все по-своему, и когда я начал делать рассказы, собранные в этой книге, они сами собой обрели необходимую форму, и если некоторые из них так и остались историями от первого лица – фрагментами чьих-то жизней, – то другие просто не пожелали писаться подобным образом. Одну историю пришлось отдать месяцам года, чтобы они рассказали ее по-своему, и только тогда она стала такой, какой и должна была быть. Еще одна история строилась на игре тождеств, и ее нужно было писать от третьего лица и никак иначе.
Набрав материалы для сборника, я всерьез озадачился его названием, поскольку первоначальное уже не совсем подходило. Как раз в это время вышел альбом (книга + CD) «As Smаrt as We Are» группы «One Ring Zero», и там была одна песня, и в ней были те самые строки, которые мне приснились, и я призадумался: а что именно я понимал под «хрупкими вещами».
Мне показалось, что это хорошее название для сборника рассказов. В конце концов, в мире столько хрупких вещей. Люди ломаются так легко. Так же легко, как умирают мечты и разбиваются сердца.
ЭТЮД В ИЗУМРУДНЫХ ТОНАХ
Этот рассказ был написан для антологии «Тени над Бейкер-стрит», которую выпустил мой друг Майкл Ривз вместе с Джоном Пиленом. Майкл высказал пожелание: «Мне нужен рассказ, в котором Шерлок Холмс соприкасается с миром Говарда Лавкрафта». Я согласился сделать рассказ, хотя у меня были серьезные сомнения в перспективности такого соприкосновения: мир Шерлока Холмса предельно рационален, в этом мире всему находится объяснение, и каждая тайна имеет свою разгадку, а реальность Лавкрафта, наоборот, предельно иррациональна, она вся пронизана темными тайнами, которые не поддаются разгадке, потому что разгадка сведет человека с ума. И если я собираюсь писать рассказ, сочетающий в себе элементы обоих миров, нужно придумать по-настоящему интересную комбинацию, в равной степени выигрышную и для Лавкрафта, и для сэра Артура Конан Дойла.
В детстве мне очень нравились книги Филипа Хосе Фармера из серии «Уолд-Ньютон», в которых встречаются персонажи самых разных литературных произведений, и меня по-настоящему порадовало, что мои друзья Ким Ньюмен и Алан Мур создали свои собственные «сборные» миры по типу фармеровского «Уолд-Ньютона» в «Anno Drakula» и «Лиге выдающихся джентльменов» соответственно.
На самом деле моя история получилась значительно лучше, чем я смел надеяться, когда комбинировал ингредиенты. (Написание книг во многом похоже на приготовление пищи. Бывает, пирог не выходит, как ты ни старайся. А бывает и наоборот: пирог получается просто волшебным, хотя ты готовил его, как всегда).
В августе 2004 года «Этюд в изумрудных тонах» получил премию «Хьюго», для меня всякая литературная премия – это по-прежнему повод для гордости. А спустя еще год меня совершенно таинственным образом приняли в почетные члены общества любителей Шерлока Холмса «Baker Street Irregulars», видимо, отчасти благодаря этому рассказу.
ЭЛЬФИЙСКИЙ РИЛ
Стихотворение для чтения вслух
ОКТЯБРЬ В ПРЕДСЕДАТЕЛЬСКОМ КРЕСЛЕ
Этот рассказ я написал для Питера Страуба, для замечательной антологии «Перекрестки», в которой он выступил специально приглашенным редактором. Но все началось несколькими годами раньше, на конференции в Мэдисоне, штат Висконсин, когда Харлан Эллисон предложил мне написать с ним на пару короткий рассказ. Нас посадили на «ринг», обнесенный веревочным заграждением: Харлана с его пишущей машинкой и меня с моим ноутбуком. Но прежде чем приступить непосредственно к рассказу, Харлану надо было закончить предисловие, и пока он заканчивал предисловие, я придумал начало этого рассказа и показал его Эллисону. «Нет, – сказал он. – Не пойдет. Слишком по Нил-Геймановски». Так что я начал другой рассказ, над которым мы с Харланом работаем до сих пор (и что самое удивительное: каждый раз, когда мы собираемся вместе и пытаемся доделать рассказ, он становится все короче и короче), а фрагменты начатого мною рассказа так и остались валяться на жестком диске. Спустя пару лет Страуб предложил мне поучаствовать в «Перекрестках». Я хотел написать историю про двух мальчиков, живого и мертвого, в качестве пробной разминки для детской книжки, которую давно задумал (она называется «Кладбищенские рассказы», и сейчас я активно над ней работаю). История сложилась не сразу, а когда я ее завершил, то посвятил Рэю Брэдбери, который бы написал ее лучше – гораздо лучше, чем я.
В 2005 году рассказ получил премию «Локус» в номинации за лучший рассказ.
ТАЙНАЯ КОМНАТА
Все началось с просьбы двух Нэнси, Килпатрик и Холдер, написать что-нибудь «готичное» для их антологии «Чужие». Мне всегда казалось, что история Синей Бороды и ее многочисленные вариация – самая готичная из всех историй, и я написал это стихотворение, действие которого происходит в почти пустом доме, где я в то время жил.
ЗАПРЕТНЫЕ НЕВЕСТЫ БЕЗЛИКИХ РАБОВ В ПОТАЙНОМ ДОМЕ НОЧИ ПУГАЮЩЕЙ СТРАСТИ
Эту историю я начал записывать карандашом в один ветреный зимний вечер в зале ожидания на вокзале Ист-Кройдон, между пятой и шестой платформами. Мне тогда было двадцать два года, даже почти двадцать три. Когда рассказ был закончен, я перепечатал его на машинке и показал паре издателей, которых знал лично. Один только фыркнул и сказал, что это вещь не его формата, и если честно, то он вообще не представляет, что она может кому-нибудь подойти. А второй прочел рассказ очень доброжелательно, а когда возвращал, объяснил, почему эту вещь никогда не напечатают. Потому что подобный комический бред не печатают в принципе. Я отложил распечатку подальше, очень довольный, что мне не придется испытывать публичное замешательство оттого, что люди прочтут это произведение, и оно им не понравится.
Рассказ так и валялся нечитаным, кочуя из папки в коробку и снова в папку, из кабинета – в подвал, а потом – на чердак, на протяжении двадцати лет, и если я и вспоминал о нем, то лишь с чувством глубокого облегчения, что его не напечатали. И вот однажды меня попросили сделать рассказ для антологии «Готика!», и я вспомнил про рукопись на чердаке, и решил разыскать ее и посмотреть, можно ли как-то ее спасти.