— Ну и что в этом такого?
— Согласно ее рассказу они отправились в Сан-Франциско вечером в понедельник, в пять часов. Ехали без остановки до Салинас, там переночевали и на следующий день прибыли в Голливуд. Девушки сразу отправились на вечеринку, где познакомились с Биллингсом, и поехали в мотель. Это было во вторник ночью. Утром в среду перебрались в другой мотель. Там провели следующую ночь со среды на четверг. Рано утром в четверг выехали домой и возвратились в Сан-Франциско ночью.
— Ну и что? Что из всего этого следует?
— Не правда ли, Берта, потрясающие каникулы?
— Да, у многих людей короткие каникулы, они не могут себе позволить уезжать на более долгий срок.
— Да, конечно, я понимаю.
— И что в этом плохого? — недоумевала Берта.
— Представь, у тебя всего четыре дня отпуска и ты хочешь побывать в Лос-Анджелесе. Что бы ты сделала?
— Я взяла бы и поехала в Лос-Анджелес! Черт возьми, Лэм, ближе, наконец, к делу!
— Ты бы так организовала все свои дела, чтобы отпуск начался в понедельник и закончился в субботу. В обратный путь ты бы наверняка отправилась лишь в субботу утром или в крайнем случае после полудня. В твоем распоряжении оказались бы еще и суббота после полудня и воскресенье — в дополнение к полученным отпускным дням. Не так ли?
Берта сосредоточенно размышляла. «Нарежьте меня вместо лука», — подумала она, ибо как еще можно было выразить ее состояние недоумения.
— Более того, как только эта девица Сильвия поняла, что перед ней детектив, я сразу перестал расспрашивать ее о поездке и сделал вид, будто больше меня уже ничего не интересует. И знаешь, через минуту она на глазах запаниковала, испугавшись, что не получит от меня обещанных денег, которые были ей гарантированы в случае, если она мне все откровенно расскажет.
Скорее всего она просто решила, что я опасный детектив, поэтому сама пригласила меня вместе пообедать и чуть не затащила в свою квартиру — лишь бы выложить мне побольше информации.
— Ну, что ж, ты ее раздобыл, и мы с тобой получили за это премию. О чем тут беспокоиться? Мы получили триста долларов от этой птички Биллингса, когда она только залетела к нам вчера утром в контору. Мы получили от него еще пятьсот долларов сегодня утром.
А это уже целых восемьсот за два дня работы! Если теперь Большая Берта будет получать по четыреста долларов в день за расследование этого дельца, то они могут прямо сейчас выехать сюда и здесь остаться. — Берта стукнула по столу своей унизанной драгоценностями рукой.
— По мне, так пожалуйста, — сказал я, поднялся и направился к двери.
— Послушай, неужели ты полагаешь, Дональд, что вся эта история с алиби абсолютная фальшивка?
— Ты получила свои деньги, чего же еще тебе надо? — Я пожал плечами.
— Одну минуточку, любовничек, а может, и в самом деле все не так просто, как кажется? А?
— А что, по-твоему, не так? — спросил теперь уже я.
— Если все фальшивка, то этот сукин сын заплатил восемьсот долларов только лишь за возможность получить алиби, которое является абсолютным обманом.
— Ну ты же сама сказала, что ничего не имеешь против того, чтобы подыгрывать этому болвану за четыре сотни в день. Тебе, думаю, совсем нелишне отложить две сотни в специальный фонд.
— Для чего?
— Чтобы потом, в случае необходимости, тебя взяли за эти деньги на поруки.
Я подъехал на машине к мотелю на Супельведа. Хозяйка, узнав меня, с удивлением взглянула, когда я вошел в ее кабинет, и глаза ее сразу стали злыми:
— Не понимаю, в чем дело, в какие игры вы тут играете?
— Не волнуйтесь, пожалуйста.
— Вы сняли двойной номер и пробыли там ровно пятнадцать минут. Если именно так вам было нужно, почему заранее не предупредили меня, когда уезжали?
— Я не хотел, чтобы вы его тут же снова сдавали.
— Ведь вам было заплачено за него вполне достаточно, не правда ли?
— Это вас не касается. Если вы не захотели им пользоваться…
— Хватит ходить вокруг да около, миссис! Полагаю, вы сейчас расскажете мне о тех людях, которые останавливались в нем во вторник ночью.
— Предположим, я не стану этого делать, что тогда?
— У нас не принято обсуждать постояльцев мотеля.
— Потому что это, естественно, избавляет вас от возможной неприятной огласки.
Хозяйка подозрительно посмотрела на меня и как бы в раздумье вдруг заговорила, будто сама с собой:
— Ну конечно, удивительно, как я сразу не догадалась!..
— Вот именно! — не стал я разуверять ее.
— Так что вам угодно?
— Мне нужно взглянуть регистрационную книгу за ночь вторника. Я хочу с вами кое-что обсудить.
— Это все законно?
Я кивнул.
Взяв лист бумаги, лежавший под стеклом, она стала водить по строчкам длинным, красным ногтем, а затем внимательно изучила оставленные ногтем пометки.
Это занятие поглотило ее целиком, я же стоял и молча ждал.
Внезапно подняв голову, она спросила:
— Частный?..
Я кивнул.
— Так конкретно, что вам нужно?
— Я хочу знать, кто останавливался в номере во вторник, — повторил я свою просьбу.
— Зачем вам это?
Ответом был мой смех, на что хозяйка, напротив, посерьезнела, снова отказалась помочь прояснить что-либо.
— Я не выдаю информацию подобного рода. Исключительно из-за того, чтобы хорошо шли дела в мотеле, приходится соблюдать конфиденциальность. Но мне все же хочется знать, почему вы этим интересуетесь? Хотя желательно, чтобы вы меня в это не вмешивали.
— Вы хозяйка и постоянно живете здесь. Мы тоже пробыли тут, хоть и недолго. Поверьте, я бы не пришел сюда к вам, если бы необходим был настоящий допрос.
У меня нашлись бы иные пути для получения нужной информации.
— Каким это образом?
— Я нашел бы дружески настроенного газетного репортера, или мне помог бы кто-нибудь из офицеров полиции.
— И все-таки мне это не нравится!
— Не сомневаюсь, — не мог не согласиться я с ней.
Хозяйка открыла ящик стола, порылась в нем и вытащила регистрационную карточку. В ней указывалось, что номер во вторник вечером снимал Фергюсон Л. Хой, проживающий в Окленде, пятьсот пятьдесят один, Принц-стрит, и его гости; плата за проживание составляла тринадцать долларов.