Она смотрела на меня изучающе.
— Тогда мне следует купить акции сталеплавильной компании? Так, Дональд?
— Нет, акции шахт, Ирен. Активы сталеплавильных компаний были прибраны к рукам мафией. Игорные дома не проходят испытательный срок.
— Но как я добуду эти акции? Я не знаю, где их покупают.
— Мне пришла в голову мысль, что ваш муж подумал об этом заранее. Давайте пойдем и убедимся в этом.
Нам не пришлось далеко ходить. В столе Джорджа Бишопа мы сразу обнаружили черновик письма, обращенного к держателям акций его предприятий, в котором содержалась просьба не терять веры в компанию; если они наберутся терпения и переждут период финансовых трудностей, через который она проходит, то они окажутся на вершине холма. Банк может подать в суд на держателей долговых расписок. Но шахта работает все лучше и лучше, так что те, кто сможет продержаться еще некоторое время, в скором времени получат причитающуюся им прибыль, может, до ста пятидесяти процентов от первоначальной стоимости акций, а может быть, и больше…
Это было очень умно составленное письмо. Мы с Ирен нашли также список адресатов, по которому оно рассылалось; рядом стояли цифры, показывающие количество акций, которые принадлежали каждому из их держателей.
— Хотите попробовать? — спросил ее я. — Похоже, акций было продано на тридцать тысяч долларов. Компания может их скупить обратно тысяч по пятнадцать — двадцать. Но если вы узнаете, что ваш муж являлся держателем контрольного пакета акций компаний, если наследуете его имущество, то вам нет надобности скупать эти акции. Если нет — вам будет лучше вложить ваши деньги в них.
— Мне кажется, скорее я их наследую…
Я обошел вокруг стола и увидел на другом его конце папку солидных зеленых карточек, красиво оформленных и написанных сложным, замысловатым шрифтом.
Это оказались пропуска в игорный дом «Зеленая дверь», на них стояла подпись Хартли Чаннинга.
Ирен молча их рассматривала. Я взял и засунул всю пачку в карман.
— Это может мне пригодиться, — объяснил я.
Она ничего не ответила.
— Скажите, Ирен, — внезапно спросил я ее, — у вас есть алиби на вечер прошлого вторника?
— Ничего… Ничего, что бы я могла предъявить в качестве убедительного доказательства.
— У вас есть приятель?
Она колебалась, видел я, отвечать ли мне на этот вопрос.
— Так есть или нет, Ирен?
— Есть, но не в том смысле, в каком это принято считать. Я сразу решила, что буду вести себя честно с Джорджем, когда выйду за него замуж.
— И вам не было одиноко? Ведь он всегда был в разъездах?
Она посмотрела мне прямо в глаза.
— Дональд, — сказала она тихо, — я девушка из стриптиза, а не экзистенциалист. Если эта бацилла попадает вам в кровь, от этого трудно избавиться. У меня просто отвращение к отдельным типам в толпе, которая смотрит на меня, но ведь кучка презираемых мною индивидов и составляет толпу. Я люблю гром обрушивающихся на твою голову аплодисментов, который накатывается из темного зала. Я знаю, почему они аплодируют и так беснуются: это не моя актерская игра, это мое тело приводит их в такое неистовство. Они стараются заставить меня снять с себя еще что-нибудь, хотя больше уже снимать нечего — запрещено законом. Они стучат ногами, хлопают и, выходя из себя, становятся просто сумасшедшими…
— Разве они не знают, что вы не можете снять с себя больше, — за это ведь могут отправить в тюрьму?
— Вот в этом-то все и дело, Дональд. Они знают, но мое представление на сцене заставляет их об этом забыть.
Настоящий стриптиз дает возможность зрителям поверить, что сию минуту вы готовы перейти ту заветную черту, что вы сейчас готовы снять с себя все именно для этой аудитории. Стриптизерша стоит на сцене, будто сама с собой решая, перейти ли ей заветный рубеж. И это вызывает у аудитории дикие аплодисменты… Говорю вам, Дональд, поверьте, — это настоящее искусство.
— И вы скучаете, вам не хватает и этой сцены, и этой аудитории?
— Дональд, мне ужасно грустно без моей работы.
— Но как это, Ирен, связано с тем, где вы были во вторник вечером?
— Очень даже связано, Лэм!
— Каким образом?
— Я знала, что Джордж уезжает. Среди группы бурлеска у меня осталось много друзей, наша прежняя банда… После отъезда Джорджа я поехала в театр, надела маску и выступила на сцене в номере «Таинство и маска». Я очень любила эту роль, наш режиссер — тоже.
Публика была в экстазе. Вот почему мое абсолютное алиби могут подтвердить несколько сотен человек.
— Вы были в маске, Ирен, никто не видел вашего лица.
— Они не видели, но дюжина моих друзей-актеров знали, что под маской — я, да и публика это знала. Я провела подряд два представления.
— А раньше вы выступали с этим номером?
— Вы хотите спросить: с тех пор как вышла замуж за Джорджа?
— Да.
— Нет, это было впервые.
— А вот это как раз и плохо. Все выглядит так, будто вы специально создали себе алиби. Как алиби оно слишком безупречно.
— Да, знаю, — признала она справедливость моих слов. — Я об этом уже думала.
— И в полиции подумают так же. Вот что главное.
Что вы рассказали в полиции?
— Я объяснила им, что была дома в постели.
— Вы не ложились всю ночь?
— Да.
— Значит, вы не спали уже несколько ночей подряд?
— Да, не спала.
— Обратитесь к вашему врачу, Ирен. Скажите ему, что вы стали очень нервной, дерганой. Скажите, что вы хотите как следует выспаться, по крайней мере в течение суток. Если вам начнут задавать вопросы и у вас не будет на них правильных ответов, вас могут арестовать.
— Да, это я тоже знаю.
— Вы всегда можете сослаться на действие таблеток, которые вызывают у вас галлюцинации и потерю памяти…
И с вашей фигурой… да любой присяжный заседатель будет на вашей стороне. А вот если вам не будут давать лекарств, снотворного и вы не сможете спать по ночам, да потом будете неправильно отвечать на вопросы, то это станет труднее объяснить. Поэтому дайте мне этот список держателей акций и столько денег, сколько желаете вложить в акции этих компаний, и вы убедитесь сами, смогу ли я добавить приличную сумму к вашему состоянию.