Девушка порывисто потянулась за бумагой, но тут же застыла на месте.
— Но здесь только одна расписка! А их у вас десять.
Он молча поклонился, отступив на шаг.
— Мы же договаривались, что вы отдадите мне все! — воскликнула она, и я впервые заметил, что в ее голосе прозвенело отчаяние. Бедная девочка!
Его толстые отвислые губы растянулись в кривой ухмылке, он покачал головой:
— А вот и нет. Я сказал, что отдам вам расписку. И если вам показалось, что я обещал отдать все, значит, вы меня просто неправильно поняли. Я не могу отдать все, никак не могу. Пока вы отработали только одну. Осталось еще девять. Время от времени я буду просить вас сделать для меня кое-что, и вы мне не откажете. А сейчас берите эту расписку и можете быть свободны.
Она вскочила, глаза ее сверкали.
— Подлый негодяй! Дешевый обманщик!
Глаза его снова сузились, превратившись в щелочки, из которых опять выглянул дьявол.
— Берите расписку и уходите, иначе вы ее вовсе не получите. Вы у меня в руках и будете делать то, что я скажу.
Еще девять раз. Не забывайте, каждая из этих расписок способна убить вашу мать и уничтожить доброе имя вашего отца. Так что вам ничего не остается, кроме как выполнять мои требования. Мне принадлежит и ваша душа, и ваше тело, и я намерен использовать и то и другое по своему усмотрению.
Она ударила его. Звук пощечины прозвучал как пистолетный выстрел.
Он отшатнулся, но она ударила его снова, и это был не какой-нибудь детский тычок и не женская пощечина, а самый настоящий удар, удар бойца. Она повернулась к сейфу.
Шатаясь и вытирая кровь с разбитой губы, Герман опустился в кресло и рассмеялся. Сейф был закрыт.
— Я предусмотрителен, моя милая, и только сделал вид, что открываю его, — насмешливо проговорил он. — Расписка была у меня в кармане. Остальные девять заперты в сейфе, и даром вы их не получите. Подумайте хорошенько. После сегодняшней ночи вы окончательно попали в мои руки. Эд Дженкинс украл у Кемпера коллекционное украшение. Уже сейчас в доме полно полицейских, и стоит мне только открыть рот, как вы сделаетесь его сообщницей. Я обладаю сильной политической властью, дорогуша. Дженкинс сядет в тюрьму, а что касается вас — если станет известно о вашей помолвке с мошенником и вором, ваше имя навеки будет втоптано в грязь. И мало того — вы станете его сообщницей, вам придется объясняться, как и где вы с ним познакомились.
Она с ужасом смотрела на него, ее побледневшие губы дрожали.
— Вы подстроили… Подстроили это, чтобы Эд попался! — выдохнула она, потом повернулась и бросилась к выходу.
С улицы донесся шум заработавшего мотора и затем пронзительный визг колес.
Держа в руках расписки, Дон Дж. Герман сидел за столом, и его жирные губы расплывались в победоносной улыбке.
Тишину комнаты нарушало лишь тиканье часов, отмерявших ход вечности. Где-то по ночным улицам неслась машина, а в ней сидела девушка, спешившая вызволить меня из беды и предупредить об обмане, а под окном, прижавшись к земле, навострив уши и оскалив зубы, лежала собака, готовая по знаку хозяина сомкнуть эти зубы на горле сидевшего за столом негодяя.
Я с трудом сдержался.
Вскоре послышался шум подъезжающей машины, Дон Дж. Герман поднялся и поспешил к входной двери. Из прихожей донеслись приветствия, довольный смех Германа, и в комнату, сопровождаемый хозяином, ввалился Мордастый Гилврэй.
— Ну, поздравляю с уловом, — торжествующе сообщил Гилврэй. — Пока этот болван развлекал Кемпера разговорами, я проник в кабинет, набрал код, который мне дала секретарша, открыл сейф и свистнул цацки.
Хлопнув себя по ляжкам, Герман рассмеялся, из-под жирных пористых губ показались желтые клыки.
— И он еще считает себя мошенником высшего класса! Молокосос! Жалкий сосунок! Надеюсь, ты поставил в известность полицию?
Гилврэй кивнул:
— Конечно. Теперь получит по первое число.
— Ну ладно, давай посмотрим на игрушки.
Гилврэй снял пиджак. Под мышкой у него висел кожаный мешочек, из которого он вынул шкатулку и открыл ее. Все озарилось лучистым сиянием.
— Черт возьми! — воскликнул Герман. — Ты посмотри, какое большое! — Поспешно протянув руку, он схватил украшение, на лице его появилось выражение безудержной алчности. — Надо подумать, что мы можем с него поиметь.
Гилврэй улыбнулся:
— Я уже думал об этом. Тут особенно не разгуляешься. Коллекционер нашел бы ему применение, а мы… самое лучшее, что мы можем сделать, это превратить его в наличные. Не забывай, что о его существовании я узнал от… э-э… своего клиента. Он-то думал, мы предложим эту штуку ему… Но… ради Бога, дай-ка мне взглянуть на него!
Натренированный глаз специалиста по драгоценностям даже с такого расстояния и при тусклом свете сразу заметил неладное. Гилврэй схватил украшение и с минуту молчал, так как потерял дар речи — челюсть его отвисла, воздух со свистом вылетал из легких.
Герман склонился над украшением, поглядывая то на него, то на Гилврэя.
— Надули! Господи, подумать только, надули! — воскликнул Гилврэй.
Герман пришел в себя первым.
— Надо найти Дженкинса, — отрезал он. — Будем надеяться, что полиция еще не арестовала его. Возможно, он у себя в квартире. Надеюсь, у него хватило ума вовремя улизнуть. А иначе — если он не успел скрыться, — его могли и сгрести. Ладно, давай попробуем отыскать этого негодяя.
И они вместе выскочили из комнаты.
Я вышел из своего укрытия и вытащил из кармана пачку пустых бланков долговых расписок, какие продаются в любом магазине канцелярских принадлежностей в виде книжечек. Именно такую книжечку показывал Герман девушке в тот вечер, когда я впервые прятался за его столом. Мне тогда удалось разглядеть ее.
У меня всегда при себе маленький набор отмычек для вскрытия сейфов, и я решил обойтись им, чтобы не тратить времени и не возвращаться домой за большим набором. С вниманием доктора, слушающего биение сердца состоятельного пациента, прислушивался я к содержимому этого сейфа. Прежде всего, мне удалось разгадать загадку небольшого потайного рычага, расположенного внизу.
Сейф был изолирован проводами, и я не знал, сколько вольт пробегает по ним. Перед сейфом на полу была вмонтирована медная пластина, так что, если бы обычный взломщик, стоя на этой пластине, взялся за ручку сейфа, он бы просто-напросто зажарился, как гренок в тостере.
Да, хитрости Герману не занимать, да только меня не так-то просто провести.
Через пятнадцать минут сейф был открыт, а еще через две секунды я нашел расписки Чэдвика. Спокойно, хладнокровно я разложил их на столе Германа и принялся аккуратно переписывать, подписывая каждую подписью, скопированной с одной расписки. Эксперты определяют подделку, руководствуясь тем принципом, что подписи одного и того же человека никогда не совпадают полностью. Если две подписи абсолютно идентичны, значит, это подделка. Чтобы достичь большего эффекта, я сначала писал тоненьким карандашом и только потом обводил чернилами. Работая карандашом, я нарочно делал почерк немного дрожащим, так, чтобы это можно было разглядеть под микроскопом. Но невооруженным глазом при беглом рассмотрении следы карандаша разглядеть было невозможно.