– Мы сделаем все, что от нас зависит. – Кристина достала звонившую мобилу. – Да, Тима?.. Подъезжайте к больнице, я сейчас выхожу. Ну, Леля, спасибо, что не дала умереть с голоду. Мне пора.
…Диалог с банкиром Тимофей тайком записал на диктофон исключительно для Кристины. Она внимательно прослушала запись два раза, чтоб не упустить ни одной детали, после в знак одобрения или восхищения закивала головой:
– У, какие у них головы! Представляете, мальчики, даже если б мы выяснили, что Эдгар с компанией отправились в Лихтенштейн, ничего не добились бы. А они кинули б на депозит тысяч по двести, на остальные устроились бы в каком-нибудь европейском уголке, не исключено, что в Россию ездили бы с гастролями, то есть опять кого-то выкрали б…
– Сколь веревочка ни вейся… – не закончил фразу Тимофей. – Знаешь, лично мне денег папы Жало не жалко. Даже не хочется узнавать точный адрес банка в Лихтенштейне.
– Ему придется забыть о них надолго, – сказал Зураб. – Пока суд да дело…
– Так ему и надо, – хмыкнул Тимофей.
– Не радуйся, проценты вырастут.
– Эх, третьего бы найти, и можно отдыхать. Да, что Лелька? Новости принесла?
– Ничего существенного, – сказала Кристина. – Ну, девочка подтвердила мои догадки: Еву пользовали в постели. Один или все – Леля не знает, они вообще не разговаривали на эту тему. Эдгар хотел Лелю изнасиловать, Ева прикрыла ее собой, то есть предложила себя. Мужу Жало об этом знать, конечно, не стоит.
– Ну и подонки! – сплюнул в окно Тимофей. – Миллиона им мало было?
– Как хотите, – вступил Зураб, – а я из райских трелей банкира все равно не понял: зачем Эдгар открыл счет на Еву?
– Видимо, это тонкий психологический ход, который нам пока неясен, – ответила Кристина. – Вот сейчас проведаем Семена и попробуем выяснить.
Они вышли из машины, разом захлопнули дверцы и двинули в больницу, не сомневаясь в успехе.
…Не узнавал Даниил Олегович жену, это была другая Ева. Безусловно, он понимал, сколько она претерпела, однако ему жилось эти две недели тоже не сахарно, хотя его не держали в темном подвале бандиты. Вместо того чтобы радоваться спасению, как Лелька, и переступить через барьер омерзения, она замкнулась. Торчит у телевизора, а ей без разницы, что там показывают, не разговаривает, почти не ест. Боже упаси заикнуться, мол, надо показаться врачу, – сразу истерика, слезы, обиды, упреки. Даниил Олегович впервые за совместную жизнь почувствовал себя папочкой по отношению к Еве, это не могло не раздражать, ведь предстоит еще много пройти. В конце концов, он отбросил уговоры с утешениями, взял на вооружение тактику атаки:
– Ну, так же нельзя, Ева! Там у тебя хватило мужества даже застрелить подонка и бежать, дома ты полностью раскисла.
– Не кричи на меня! – всхлипнула она.
– Хватит испытывать мое терпение! – прорычал Даниил Олегович. – Я не зверь, хочу лишь, чтоб ты не распускала нюни, вернулась к той Еве, которую я знал и любил, чтоб все стало, как было раньше…
– А мне кажется, что так, как раньше, уже не будет никогда.
По щекам Евы потекли слезы. Даниил Олегович поражался: откуда у нее столько воды в глазах?
– Это невыносимо, Ева! Все позади! Так что бери себя в руки и… – На секунду он задумался: что же ей предложить? – И займись чем-нибудь. Обещаю: как только закончится суд, поедем отдыхать.
– А когда он закончится? Ты знаешь? Меня будут судить. Все мои знакомые, родители, все-все узнают.
– Ну и что? Я же обещал: тебе ничего не будет. А на пересуды нам плевать, мы же вместе, нам никто не нужен… – Даниил Олегович отвлекся, так как зазвонил телефон. – Да, Роман?
– Отец, пока ты носишься со своей Евой, как с расписанной торбой, дело стоит. Твое дело.
– Да какая тебе разница до моего дела? – раздраженно сказал Даниил Олегович, ему только Романа с нравоучениями не хватало!
– Ты вернешь мне восемь миллионов?
– Ты прекрасно знаешь, что не верну. Пока не верну. Только после суда.
– Ну, это слишком долгая песня. В таком случае давай завтра оформим куплю-продажу.
– Подождать ты не можешь, да?
– А чего ждать? Тебе известно: время – деньги. А деньги, отец, имеют плохое свойство обесцениваться.
– Совесть у тебя есть?
– Есть, – заверил сын. – Столько же, сколько у тебя.
– Я же сказал: подпишу! – рявкнул Даниил Олегович.
– Завтра в одиннадцать у меня, поедем завершать сделку. Не отлынивай, это было твое решение, я только поставил условия.
– Хорошо! – Кинув трубку, разъяренный папа заходил по гостиной, в сердцах смахнул со стола чашку, та разбилась. – Чудовище!
– Что случилось? – опасливо спросила Ева.
– Вырастил на свою голову сволочь! Если б знал, задавил бы в колыбели! Безжалостно!
– Нил! Ты пугаешь меня!
– Прости, вырвалось.
Он упал в кресло, подпер кулаком скулу, был зол, отчего стал бордовым. Ева обеспокоилась, выйдя из состояния упадка:
– Нил, скажи, что случилось? Кто звонил?
– Роман. Сатанинское отродье.
– Нил, ты с ума сошел? Так нельзя говорить о сыне.
– Не учи! Это черт знает что: все меня поучают! Так недолго и с ума сойти.
– Я не учу, – обиделась Ева, надула губы, смотрела исподлобья.
– Ева, умоляю, ты хоть не доканывай меня, – застонал он.
– Чем?
– Смотришь, как будто я упырь. Если хочешь знать, Роман меня обобрал.
– Как? – вытаращилась Ева. Ну хоть жестокие слова мужа заставили ее забыть о своих «страданиях». Только вот надолго ли?
– Мне не хватило денег, поначалу восьми миллионов рублей, я обратился за помощью к Роману. Он поставил условие: даст деньги, если я соглашусь продать за восемь миллионов предприятие полуфабрикатов. Я согласился, подписал предварительный договор, ведь тогда не было времени, теперь Роман требует оформить сделку.
– Значит, у тебя нет твоего предприятия?
– Нет, – с показной беспечностью развел он руки в стороны. – Рома забрал. И денег нет, я все отдал. Ну, кое-что осталось, на жизнь хватит. На скромную жизнь.
– Выходит, ты разорен?
– Почему? У меня еще остался колбасный цех… Это, конечно, мелочь, той прибыли не будет, но лучше хоть что-то, чем ничего.
Ева кусала губы, глядя на мужа с сочувствием и жалостью. Постепенно глаза ее распахивались шире и шире, бледненькое личико вытягивалось, словно она действительно видела нечто страшное.
– Нил, – наконец выговорила Ева почти с ужасом. – Нил, а ведь получилось так, как он тогда мне сказал.