У нас в России вежливым обращением к любой особе женского пола, которая вышла из детского возраста и еще не достигла пенсионного, по умолчанию принято слово «девушка». Если ассоциировать его с юностью и красотой, то это приятно. А если с женской невостребованностью? Тогда обидно. Как же так, дожила до средних лет – и все ничья, все еще девушка?!
Галантные французы никогда не поставят даму в столь неловкое положение. Если нет полной уверенности в том, что особа, к которой они обращаются, незамужняя мадемуазель, французы вежливо называют женщину «мадам», как бы признавая, что такая интересная и во всех отношениях приятная особа никак не могла избежать супружеских уз. Это французское «мадам» – слегка завуалированный комплимент. А вот уменьшительно-ласкательное «Аннетта» – уже фамильярность, которая как раз во французском духе.
Я вернулась в номер, снова забралась в кровать и прочитала адресованное дорогой мадам короткое сообщение. Его нацарапал – иное слово подобрать трудно – вовсе не тот, кто красиво подписал конверт. Почерк автора записки живо напоминал зубчатую линию энцефалограммы. Обращение «дорогая Анна» и подпись «Ваш Павел» я разобрала достаточно уверенно, но относительно основного текста у меня остались сомнения. Вроде Павел извинялся за то, что опоздал к назначенной встрече за завтраком, и приглашал меня на вечерний коктейль. Кажется, в девятнадцать часов. Кажется, в «Голубом марлине». Или в «Голубке Мерилин»?
– Ах нет, это «Голый Мерлин»! – поглядев на каракули Павла в мощную лупу, весело посмеялся над моими версиями мелкорослый портье, он же балбес, Симон. – «Голый Мерлин» – это очень модный бар на улице Россетти.
– Мерлин – это вроде уважаемый волшебник из старых английских сказок? – припомнила я. – Почему же он голый?
– Потому что владелец бара – убежденный нудист и летом его заведение перекочевывает на уединенный частный пляж! – Симон подмигнул мне и довольно противно хихикнул.
– То есть нижнее белье под платье можно не надевать?
Я тоже залихватски подмигнула и оставила раскрасневшегося балбеса с отвисшей челюстью и мечтательно прижмуренными глазами.
8
Вернувшись в номер, я развернула многократно сложенный буклет с картой Ниццы, расстелила получившуюся бумажную скатерть на кровати и за четверть часа нашла на ней бар с игривым названием.
И название, и краткая характеристика, которую дал ему портье, интриговали. Однако меня гораздо больше заинтересовало соседство заведения с городским кладбищем.
В один из прошлых своих набегов на Ниццу я совершенно случайно забрела в этот тихий город мертвых и нашла, что он очень похож на место беспокойного существования живых: там так же красиво и так же тесно.
В Ницце улицы узкие, а здания выстроены сплошными линиями, и ни один квадратный метр полезной площади не пустует зря: если на клочке земли нельзя построить домик или разбить садик, то можно поставить парковую фигурку или соорудить фонтанчик. Так и на кладбище Ниццы кресты, скульптуры, склепы и простые плиты образуют почти сплошную мраморную поверхность. Зелени там мало, в основном – низкорослые кустики и стройные кипарисы, так что под палящим летним солнцем по погосту особо не побродишь. А вот ранняя весна – самое подходящее время для душеспасительной прогулки.
Вообще-то всяческие приюты скорби плохо гармонируют с моей жизнерадостной натурой, но кладбище Ниццы, расположенное на северном склоне холма Шато, не зря упоминается в туристических брошюрах наряду с музеями и иными культурными достопримечательностями города. Во-первых, гиды утверждают, что это самое большое кладбище во Франции. Во-вторых, оно включает в себя некие автономные территории. Через дорогу от большого коммунального кладбища городского района Кокад расположены «Английское кладбище» и «Русское кладбище», имеющие свою отдельную администрацию и собственную территорию с четко очерченными границами.
Быть в Ницце и не посетить «Русское кладбище Кокад» – для культурного россиянина значит проявить неуважение к отечественной истории!
«Русское кладбище» расположено не столько на склоне Шато, сколько в самой горе. Ступень за ступенью, оно внедрялось в холм постепенно, с середины девятнадцатого века, и собрало вместе огромное количество Волконских, Трубецких, Демидовых, Елисеевых, Оболенских, Голицыных… У баронов Фальц-Фейнов, основавших заповедник Аскания-Нова, на «Русском кладбище» в Ницце целый фамильный склеп, построенный с запасом, в расчете на будущие поколения.
Простое перечисление имен на надгробиях внушает благоговение: здесь лежат герой Отечественной войны 1812 года генерал Раевский, адмирал Юденич, возлюбленная вторая супруга императора Александра Второго княгиня Юрьевская, поэт Адамович и литератор Герцен, на личном примере показавший российской интеллигенции, что Родину вполне можно и даже нужно любить издалека…
– Между нами говоря, порой я очень хорошо его понимаю, – признался мой внутренний голос.
Я посмотрела в окно – на выметенное ночным ветром лазурное небо над вымытыми вчерашним ливнем красными черепичными крышами. С дрожью вспомнила мятые снежные тучи и мутные оплывшие сосульки на выемках серого шифера – и не ощутила непреодолимого порыва поскорее вернуться на родину. Да, ностальгия – это не мой диагноз!
Я быстро переоделась и возникла перед балбесом на ресепшене в своем лучшем виде. Его обеспечило стильное сочетание простого черного платья с бледно-розовым шелковым платком, который при посещении погоста я собиралась временно превратить из шейного в головной. Заодно это скрыло бы крупные серьги с «лунным камнем», который имеет свойство притягивать к себе даже скудный свет и потому прекрасно смотрится в ночных клубах. Черный плащ я аккуратно сложила и перебросила через локоток: в Ницце становится прохладно и ветрено, едва садится солнце.
Обувь я выбрала удобную, на низком каблуке, потому что прогулка по улице Россетти, которая отнюдь не случайно называется также «улицей-лестницей», требует хорошей спортивной формы – во всех смыслах этого словосочетания. Я изрядно натрудила ноги, пока взошла по ступенчатому тротуару на холм Шато!
В принципе на вершину можно было подняться и на лифте, и на туристическом паровозике, который отправляется с набережной и делает десятиминутную остановку наверху. Но у меня было время и желание задержаться на холме на несколько больший срок.
Долго любоваться открывающейся с горы великолепной панорамой Ниццы я не стала, хотя зрелище того стоило. Живописный «карниз» с журчащими водопадами и развалины замка, разрушенного по приказу короля Людовика Четырнадцатого, также задержали меня всего на несколько минут. Я прошагала к воротам «Русского кладбища», беспрепятственно вошла на эту суверенную территорию и довольно быстро отыскала домик смотрителя. Это было нетрудно. Приют живого человека на «Русском кладбище Кокто» разительно и невыгодно отличался от пристанищ усопших!
Убогое деревянное строение, окруженное какими-то скудными грядками и пыльными чахлыми деревцами, выглядело точь-в-точь как захудалый дачный домик на участке советского садово-огородного кооператива. И от него, и от дедушки, который с готовностью выступил мне навстречу, на меня отчетливо пахнуло наименее презентабельными ароматами родины. В букете запахов доминировал мощный дуэт перегара и дешевого табака, мажорно акцентированный свежим луком, перышко которого старик жевал с романтической мечтательностью и хрустальной слезой во взоре.