Родион перешел к столу, очутившись лицом к лицу с Тарасом, строго сказал:
— Чтоб я этого больше не видел. Запомни: туалетная комната под запретом, не забывайся, Лиза моя жена.
— Да какая жена! Скажешь тоже… А я только посмотреть… из благих целей. Вдруг она сдуру решит повеситься или утопиться?
— И смотришь в течение получаса? — поддел его Родион. — Я не люблю повторять. Смени картинку, живо! Застукаю еще раз за подглядыванием…
— Понял, понял, — Тарас кивнул и сменил картинку на комнату Светланы. — Так устроит?
— Позвонишь мне, когда она выйдет из душевой. Если будет переодеваться, не вздумай…
— Я ж сказал, что понял, — миролюбиво улыбнулся Тарас.
А она не выходила еще добрых сорок минут! Впечатления не стерлись со сном, Светлана будто смывала с себя ночное происшествие, собственная беда — безголосие — ее потрясла меньше, точнее, этот факт пока не доходил полностью, а еще точнее, она не желала верить.
Два убийства за каких‑то три минуты! Кровь! Безжизненные тела! Темный коридор… Спина Гены, его рука с пистолетом… Полное безразличие Родиона… Профиль Марата… Все так и стояло перед глазами, видения не отступали, даже когда она спала. Омерзение и ужас тоже были с нею, еще опустошение и жуткая безнадежность.
Почувствовав слабость, Светлана выключила душ, полотенцем не стала вытираться, на мокрое тело натянула махровый халат, зашла в комнату и упала на диван, едва до него добравшись. С волос стекала вода, но ей было все равно, сейчас она не думала о том, чтоб сбежать…
Повернулся в замке ключ, Светлана с трудом села, вошел Родион. Кого она не желала бы сейчас видеть, так это его…
Стриж выполнил слово, данное Захару и его другу, встретившись в аэропорту с подружкой Светланы — Эммой. Она ждала его у служебного входа, а он, бессовестный, опоздал, принес кучу извинений и то лишь потому, что девушка — супер, перед такой невольно покажешь все перья, какие есть. Она не рассердилась, пригласила его в комнату отдыха, ведь в аэропорту всегда шумно, впрочем, не все это замечают. По дороге Эмма начала допрос озабоченным тоном:
— Что с нашим Светлячком?
— Ее жених утверждает, Светлану увезли, он побежал за автомашиной, разумеется, не догнал.
— Вот сволочи. А кто ее мог увезти?
— Эмма, я приехал спросить вас о том же.
— Хм, и вы полагаете, я знаю.
— Нет, но надеюсь, сообща мы догадаемся, кто это сделал.
Пришли в комнату с диванами, креслами, журнальными столиками и картинами на стенах все той же тематики — небо, облака, самолеты.
— Присаживайтесь, — пригласила его Эмма, указав на кресло, сама села напротив, закинув ногу на ногу. — Я очень хочу помочь, мы все хотим, но чем?
— Вы ее подруга, вместе парите за облаками, — начал он со словесных пассажей. — Должно быть, она делилась с вами. У нее были конфликты с кем‑нибудь?
— Светлана принципиальный человек, но конфликты… извините, не ее стиль.
— А с пассажирами? Может, попался крутой парень из этих… денег — мешок, хамства — вагон? Приставал, например, а Светлана дала ему по рукам — образно говоря, тем самым обидела. Есть очень мстительные личности.
— Пассажиры, конечно, попадаются… Иной раз в морду плюнуть хочется, а мы должны улыбаться. Недаром профессия бортпроводницы входит в тройку самых опасных, и не только потому, что мы проводим много времени в полетах, для женского организма это огромная нагрузка. Свои граждане бывают хуже террористов. А когда пить начинают? Пьют, орут, кулаками машут, как будто одни на борту, и забывают, что от земли находятся далеко‑далеко. В общем, быдло, но они считают: раз при деньгах — все можно. Ей‑богу, свинья и то милее покажется. На таких мы Светлячка бросали, она с ними, как с больными, короче, находила общий язык, хотя это неверное выражение, общего с придурками у нее никогда не было. Некоторые потом находили ее, извинялись, цветы дарили… Нет, лично я исключаю конфликт, после которого какому‑нибудь ублюдку придет в его тупую голову отомстить так подло.
— А родные у нее кто? Может, из‑за них выкрали Светлану? Ну, чтоб потом шантажировать?
— Какие родные? Одна бабушка! Она давным‑давно пенсионерка, с бандитами и олигархами ничего не делит, вы ведь это имели в виду?
— Не только.
— Выкуп, да? У кого требовать выкуп? Смешно.
— А родители? Они живут в этом городе?
— Отец погиб, давно, лет десять назад. Он моряком был, по‑моему, механиком, где‑то в океане остался. А о матери Светлана не рассказывала, не любила эту тему, мать их бросила.
— Еще вопрос… Вы никогда не видели рядом с ней внедорожник цвета металлик, большой внедорожник, семиместный.
— Автобус, что ли? — усмехнулась она. — Нет, не видела. Ну, что приуныли? Задавайте ваши вопросы, я готова до самого отлета с вами здесь сидеть, лишь бы помочь Светлячку.
— К сожалению… — развел руками Стриж.
— Может, привести кого‑нибудь из нашего экипажа? Они все здесь.
— Да нет, пока не стоит. Я, пожалуй, пойду.
Она поднялась, протянула руку со словами:
— Если что — заходите. Рассчитывайте на нашу помощь, мы все переживаем из‑за Светлячка.
— Спасибо, всего вам доброго…
А Светлана для себя определила четкую задачу: только бы не кинуться на Роди, не вцепиться ногтями в его рожу, потому опустила глаза и сжала пальцами край дивана. Раньше агрессивности за собой она не замечала, новое состояние ее пугало, ибо спонтанно возникало непреодолимое желание уничтожить их, чтобы защитить себя. Ведь эти люди не являются людьми, они — биомасса с античеловеческими установками, им запросто и ее, как врача и того мужчину…
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Родион.
Светлана попыталась сказать — очень плохо, но в горле такой дискомфорт ощутила вместе с болью, что пальцы непроизвольно обхватили шею и мгновенно исчезли из памяти образы убитых ночью мужчин. Она полностью осознала весь ужас своего положения, агрессивность сменилась отчаянием, которое усугубилось бессилием что‑либо изменить. Кто‑то… ну, вот он стоит, этот кто‑то… решил распорядиться ее жизнью, здоровьем, будущим и настоящим! Да кто он такой? Чрезвычайно трудно было держать себя на диване, но внутренний голос увещевал: молчи, ты только сделаешь хуже. А она и молчала, тогда как Родион понял, что с ней творится, посему дал объяснение своему варварству:
— Прости, Лиза, но так будет надежней. Понимаешь, твой голос абсолютно не похож на тот, который мне нужен, как только ты открыла бы рот, то первым же произнесенным звуком выдала бы нас всех. Если б было по‑другому… но голоса — как отпечатки пальцев, индивидуальны. А как ты хотела получить миллион долларов? За что? Такая сумма предполагает некоторые жертвы с твоей стороны. Да и так ли уж велика жертва? Когда ты получишь деньги, съездишь за границу и вернешь себе голос. Главное, помни: нужно молчать до новой операции, категорически не пытайся говорить.