— Секундочку, мистер Клейн! — прервал Терри Диксон. — Необходимо прояснить один момент. Зачем это Шилду понадобилось выгораживать эту девушку-китаянку?
— А он вовсе и не пытался ее выгораживать, — пояснил Терри.
— Давайте пораскинем мозгами, джентльмены, и примем во внимание один очень важный во всем этом деле факт. Беспристрастные и незаинтересованные свидетели показали, что женщина, которая вышла с портретом из квартиры Мандры и которую видели на лестнице, несла портрет перед собой, держа его обеими руками. Тот факт, что женщина могла держать в своих руках одновременно и портрет, и сумочку, представляется совершенно невероятным, тем более если учесть, что краска на холсте еще не высохла.
В глазах Диксона вспыхнул интерес. — Таким образом вы хотите сказать…
— Таким образом, я хочу сказать, что женщина эта должна была вернуться за своей сумочкой, — сказал Клейн. — И что она является единственным человеком, у которого был ключ от двери, ведущей в коридор, за исключением, быть может, Шилда и его дружков. Далее. Шилд и его дружки не стали бы заходить к Мандре в столь необычный час, если только, конечно, заранее не задумали убить его. Однако, если даже предположить, что убийство было задумано ими заранее, они наверняка принесли бы с собой оружие. Убийство, следовательно, было совершено в состоянии аффекта. Итак, мы знаем, что Хуанита взяла портрет и вышла с ним из квартиры Мандры в два часа ночи. Сумочки у нее с собой не было, так как с таксистом она расплатилась «шальными деньгами», которые достала из чулка. Далее мы установили, что убийство было непреднамеренным, оно было совершено под воздействием какого-то чувства или импульса. Мы также установили, что, когда Хуанита, будучи вне себя от ревности, покинула в два часа ночи квартиру Мандры, на столе перед Мандрой лежала женская сумочка. Эту сумочку в два часа сорок пять минут видела Соу Ха. Однако к тому моменту, когда был обнаружен труп Мандры, сумочки на столе уже не было. Следовательно, логично будет предположить, что Хуанита, расплачиваясь с таксистом, вспомнила, что оставила сумочку в квартире Мандры, заплатила таксисту из своих «шальных денег», поднялась к себе в квартиру, оставила там портрет, вызвала другое такси и вернулась за сумочкой. Поскольку она жена Мандры и поскольку она утверждает, что приходила к Мандре, чтобы забрать портрет, и что телохранитель ее не видел, можно заключить, что у нее был ключ от двери в коридор. Она вернулась, чтобы забрать свою сумочку. Было это между двумя сорока пятью, когда ушла Соу Ха, и несколькими минутами четвертого, когда было обнаружено тело. Это она убила Мандру. Убила его в порыве ревности, зная, что он собирается развестись с ней. Она относится как раз к тому типу женщин, которые способны на такого рода поступки. Она схватила со стола оружие, выпустила стрелу прямо в сердце Мандре и поспешила уйти из квартиры. Затем она вернула оружие Шилду. Шилд в свою очередь вернул его Леверингу, а тот неуклюже попытался вернуть это оружие в мою коллекцию.
Терри взглянул на слушателей.
— В момент убийства Синтия Рентон спала в соседней комнате. Она проснулась от шума, который подняла Хуанита, покидая квартиру. Синтия вышла из комнаты и увидела перед собой труп Мандры. Итак, Леверинг, теперь вы должны рассказать нам всю правду. Должен и я в свою очередь признаться, что это я позвонил вам в контору Хоулэнда и выманил у вас подтверждение того, что Шилд ложно обвинил вас в совершении наезда и что вам удалось это дело уладить. Я начал размышлять о том, как все было на самом деле. Зная о методах Мандры, зная о том, как сильно хотелось ему заполучить «слив-ган», наконец, зная о разработанной им системе шантажа, которая позволяла ему выбирать жертвы по своему желанию, я понял, что вас он должен был использовать для того, чтобы раздобыть этот «слив-ган», в чем вы впоследствии и признались мне сами, не ведая о том, с кем разговариваете.
Не обращая внимания на бледные, напряженные лица ошарашенных свидетелей, Терри Клейн сурово посмотрел Леверингу прямо в глаза.
Все это было настолько неожиданным для Леверинга, что мысли его и чувства, как ни старался он скрыть их от взглядов присутствующих, отчетливо читались на его лице. Прокурору округа Диксону, человеку, имеющему немалый опыт в чтении лиц людей, находящихся в состоянии эмоционального стресса, было достаточно окинуть Леверинга одним взглядом, чтобы принять мгновенное решение.
— Молодой человек, — произнес он подчеркнуто сухо. — Стенографистка записала все, что было здесь сказано. Я не собираюсь угрожать вам, равно как не собираюсь давать вам каких-либо обещаний, но в течение ближайших двух минут вам предстоит решить, как вести себя дальше. Вина ваша несомненна. Однако степень ее зависит теперь только от вашего решения.
Джордж Леверинг провел пальцем по внутренней стороне галстука. Он часто и тяжело дышал.
— Хорошо, сэр, — сказал он после некоторого раздумья. — Я все расскажу.
Синтия Рентон держала в руке бокал с коктейлем под названием «Король Альфонс»: сливки, толстым слоем покрывавшие темного цвета жидкость, бурлили и пенились.
— Отчего это происходит, Филин? — спросила она.
— Ты о чем?
— О сливках на «крем де какао», — пояснила она. — Они как будто кипят, разве что пузырьков нет. Как избиваемые ветром грозовые облака.
— Не знаю.
Она отвела взгляд от бокала и посмотрела Терри прямо в глаза.
Представление закончилось. Перед танцами, которые должны были последовать за ним, наступило затишье, оркестр молчал. По залу сновали официанты и их помощники с тележками. Музыкальные, хорошо поставленные голоса оживленно беседующих между собой посетителей наполняли ночной клуб приятным ровным гулом, который время от времени сопровождался звоном ударяющихся о тарелки и соусницы приборов.
— Вот и обнаружилась твоя слабость, — сказала она. Он удивленно поднял брови.
— У тебя, как и у всех богов, есть слабое место. Наконец-то я обнаружила то, чего не знаешь ты. — Она засмеялась, перегнулась через столик и сжала своей рукой тыльную сторону его ладони. — Филин, ведь ты сам позволил мне обнаружить это?
Он повернул ладонь, чтобы ответить на ее пожатие.
— Мне так жалко Хуаниту, Терри! — сказала она. — Ее ни в чем нельзя обвинять. В конце концов, Мандра заслужил смерть, а она человек буйного темперамента, свободы в выражении чувств. По отношению к ней нельзя применять правила и законы, которые распространяются на обычных людей. Я и сама немного такая, поэтому очень хорошо понимаю Хуаниту.
— Если я не ошибаюсь, — сказал Терри, — в качестве защитника она наняла твоего друга Ренмора Хоулэнда.
— Ах, старый добрый Ренни, — засмеялась Синтия. — Ты бы видел, с каким самодовольным видом он убеждал меня дать на суде ложные показания. Он сказал, что подобный рассказ поможет мне. Что только он позволит мне выпутаться из этой истории и что перед присяжными мне надо сыграть как можно убедительней: когда нужно — пустить слезу и чтоб во время плача никаких ножек, ножки надо показывать в промежутках между рыданиями. Для газетных фотографов — и ножки, и слезки. Он также сказал, что ножкам присяжные придают больше значения, чем алиби. Как ты думаешь, Терри, он прав?