Ева не стала заходить домой, хоть и чувствовала голод, а медленно шла к кафе, где работала. Убирает зал она после закрытия, до которого еще несколько часов. Теперь домой страшновато идти, вдруг там менты поджидают? Убийство – шутка ли! От такого у кого угодно шкура мурашками покроется и конечности затрясутся, как у кролика перед закланием.
В подворотне Ева открыла чекушку, хлебнула водки и начала крутить шариками, как быть. Вот что хорошего в водке – так это мгновенная концентрация мозгов. Когда принимаешь сразу грамм двести, мозги сбиваются в кучу и покидают голову, но сто грамм всегда дают нужную концентрацию, отсюда появляется несколько вариантов решения проблемы. Итак, первое: пусть-ка ментяры докажут, что это она хлопнула Пушка. Второе: Батону не отвертеться, она сама его прижмет и выведает, зачем он укокошил друга. Третье: ожерелье срочно надо продать, а то менты станут делать обыск у нее, найдут и себе заберут.
Придя в кафе, Ева сразу же отправилась к директрисе, видной женщине средних лет. Она умная, одинокая и даже добрая. Другая бы выгнала Еву, а эта жалеет.
– А… заходи, заходи, – протянула Вера Антоновна, увидев ее в дверях. Ева робко вошла, всем своим видом давая понять: «Ох, придавила меня жестокая судьбинушка». – И что вчера случилось? Почему не явилась на работу? А, вижу…
– Не подумайте, Вера Антоновна, ничего такого… – начала оправдываться Ева, сложив на груди руки в знак подтверждения чистейшей правды. – Я шла на работу, честно. А на меня напали… двое… избили… деньги отняли… – И из Евиного здорового глаза выкатилась слеза.
– На тебя каждый месяц нападают, – скептически сказала директриса. – В день зарплаты. Ты не заметила?
– Почему? И два раза в месяц случается, – возразила Ева.
– Выгоню я тебя, Ева, – вздохнула директриса. – На кого ты похожа? Тебе же тридцать шесть, а выглядишь на все пятьдесят.
– Не надо! Ну, пожалуйста… не выгоняйте… – канючила Ева.
– Ладно, иди, – отмахнулась та, не желая слушать очередное вранье.
– Вера Антоновна, купите у меня… ожерелье, – выпалила Ева.
– У тебя? – усмехнулась директриса, не поднимая на нее глаз. Видно, не верила, что у Грелки имеется вещь, способная ее заинтересовать. – Ну-ну…
– Вот, смотрите! – Ева распахнула шерстяную кофту, затем блузку, расстегнула замочек и положила ожерелье перед директрисой, приблизившись к ней, та от Грелкиного перегара поморщилась.
– Ева, где ты украла эту вещь? – нахмурилась директриса.
– Я не крала, – обидчиво поджала губы Ева. – Скажете тоже! Это мое. Моя бабушка подарила мне перед смертью и сказала…
– Про бабушку не заливай, – строго прервала ее Вера Антоновна. – Где взяла?
– Честно, мое! Тут самые настоящие камешки, честно. Хрусталь… сапфиры и рубины… – Ева решила ограничиться этими названиями, поскольку других камней не знала. Ну, еще, конечно, про алмазы с брильянтами слышала, но алмазы все-таки чересчур круто. – В серебре.
У директрисы заинтересованно приподнялись брови, а глаза она не отводила от ожерелья. Видимо, украшение ей понравилось. Наконец, взяв его обеими руками, Вера Антоновна поднесла ожерелье ближе к глазам, повертела…
– И сколько ты хочешь?
– А… десять тысяч! – выдохнула Ева, едва не поперхнувшись собственной наглостью. Но так заведено: просишь десять, дадут пять. – Вы поглядите, какое красивое! Такого сроду не купите за эти деньги.
– Да я вообще-то не ношу подобные вещи, – задумчиво обронила Вера Антоновна, но не отдала ожерелье, а продолжала рассматривать. – Оставить можешь? Я проконсультируюсь у знатоков… Если ожерелье стоит десять тысяч, куплю дочери.
– Я, конечно, вам доверяю, только… вы расписочку напишите. Для моего спокойствия. Все ж таки единственная дорогая вещь у меня. Память от родной бабули…
– Ладно.
Ева взяла расписку, отправилась на кухню побазарить с поварихами. Иногда клиенты оставляют на тарелках почти нетронутую еду, Ева складывает все в целлофановый пакет и приносит домой, а всем говорит, что собакам во дворе отдает. Ага, щас! Она сама вечно голодная, как собака. А экономия должна быть во всем, только так можно выжить в условиях рыночной неразберихи!
– Странно, что у вас украли только часы, – сказал Щукин, осматривая комнату. – Обычно выносят технику, ценности. Неужели больше ничего не взяли?
– Зато какие! – ответил Роман Семенович. – «Шеппард». Мать два года копила, и еще я добавил. Очень дорогие часы. Они спешили на десять минут, и я собирался их в ремонт сдать.
– Говорите, дома были… кто?
– Дочь София с тещей. Теща не встает. А София… вы допросите ее хорошенько…
– Роман! – позволила себе укорить мужа Ариадна. – Софийка не могла…
– Молчать, я сказал! – рявкнул муж, покрывшись пятнами. – Если только взяла дочь, она получит по заслугам! И не перечь!
– Вам знакома фамилия Пушко? – спросил он.
– Пушко? – почесывая затылок, промямлил Роман Семенович. – Не припомню… нет, такого не знаю… А что?
– Да так… – живо сказал Щукин, поднимаясь. – Я должен переговорить с вашей дочерью и тещей наедине.
Глупо, конечно, но он надеялся, что и ожерелье, о котором рассказывала соседка, Пушко украл из этого дома, а возможно, и еще что-нибудь здесь стащил. Но заявлено было только о часах. Зря потрачено время. По элементарным расчетам, вор, забираясь в дом, должен хорошо знать, что и где лежит. Но то, что он стащил одни часы… странно. А ожерелье тогда у Пушко откуда? Впрочем, кражи совершаются в городе каждый день, далеко не все граждане заявляют о пропаже. Тем не менее Щукина заинтересовало, как из дома, где находились две женщины, вор унес часы, – чисто профессиональное любопытство, не более.
Он вошел в комнату. Теща заявителя лежала на кровати, а на стуле рядом сидела хорошенькая девушка, испуганно хлопая глазищами.
– Меня зовут Архип Лукич, я следователь, – представился Щукин.
– А меня Ксения Николаевна, – слегка наклонила голову пожилая женщина. – А это моя внучка София. Садитесь.
Девушка уступила следователю место, пересела на кровать к бабушке. Она явно волновалась.
– Вы обе были дома десятого апреля. В тот день из дома украли…
– Ой, да знаем мы, что украли! – перебила его старушка. – Но мы ничего не слышали и не видели. И никто нас не навещал.
– Как же вор проник в дом?
– Я уходила… – робко подала голос внучка. – Бабушка попросила купить кое-что… Дверь закрыла, ключ положила под коврик на пороге. Мы всегда так делаем.
– Но тогда вор прекрасно знал, где лежит ключ, – сказал Щукин. – А почему вы не слышали, Ксения Николаевна?
– Доживете до моих лет, узнаете, – буркнула та. – Во-первых, я спала, не слышала даже, как Софийка уходила. Но она уходила, потому что принесла мне из магазина крекеры. Во-вторых, у меня со слухом нелады. И потом, – понизила она голос до шепота, – я сомневаюсь, что часы пропали. Роман куда-то положил их и забыл.