– Наденька… – выговорил Черкесов со слезой в голосе. – Артур…
Девочка первая бросилась к отцу, за ней и сын. Им не надо было объяснять, что папа счастливо избежал смерти, что это он, а не кто-то другой. Для них отец, хоть и бородатый, всегда отец.
– Надюша… – растроганно шептал Василий Романович, целуя дочь и сына в макушки. – Артур… сынок… А это я… ваш папа… Вы узнали меня?
Девочка плакала навзрыд, но от радости. Мальчик уткнулся носом в грудь отца и сопел. Вот, оказывается, зачем жить Черкесову дальше! Для них, родных детей!
– Господи! – кто-то взвизгнул до тошноты противным голосом, высоким и резким. – Вася?! Ты? Или не ты?
Черкесов поднял голову и узрел родимую тещу Екатерину Егоровну, шестидесятилетнюю бабищу, толстую, как бегемот, но в которой энергии хоть отбавляй. Вот уж кого он не хотел сейчас видеть! Внезапно в нем проснулась былая ненависть, и Черкесов мигом стал прежним Черкесовым. Правда, он никогда ранее не хамил теще, но сегодня… пусть только посмеет слово сказать поперек!
– Это я, Екатерина Егоровна, – сказал он сухо. – А вы хотели, чтоб я умер?
– Бог с тобой, Вася! – схватилась она за грудь рукой и засеменила к креслу в углу. – Как же так? Мы ж тебя… похоронили.
– Поторопились, – бросил Василий Романович, гладя детей. – Наденька, не плачь. Папа жив, будет теперь с вами. Ну, идите к себе… я скоро приду к вам.
Дети понеслись наверх, а он опустился в кресло, закинул ногу на ногу и закурил.
– Вася, не кури в доме…
Началось… Черкесов усмехнулся, усмехнулся недобро:
– Это мой дом, Екатерина Егоровна, и я буду делать все, что пожелаю.
– А Лариса… – Женщина ударилась в рев. – Ты ж не знаешь…
– Я знаю, – сказал он чуточку мягче, ведь перед ним сидела все же мать его жены, но не выдержал: – Знаю даже то, что ваша дочь наставляла мне рога.
– Лариса? – ахнула Екатерина Егоровна. – Кто сплетни про Ларисочку распускает? Языки вырву паскудам. Она из-за тебя жизни себя лишила, не могла пережить…
– Ой, не надо! – судорожно махнул он рукой и поморщился.
– Ах ты вон как! – протянула она. В следующий миг тещу будто подменили, мегера взяла верх. – Я давно заметила, что ты плохо относился к Ларисе, и про баб твоих знала. Сам-то где был? Где, я спрашиваю, был, когда моя дочь пистолет в руки взяла? Разыграл свою смерть и сбежал? По пляжам прохлаждался? Со своими швабрами в бикини? Сколько же Лариса слез из-за тебя пролила! А тебе сейчас даже не жалко ее…
– Молчать! – тихо, но внушительно сказал Черкесов. – Знаешь что, Екатерина Егоровна, не пора ли тебе домой?
– Выгоняешь? – подскочила она и встала в оборонительную позу, будто Черкесов собирался ее ударить. Правда, ему на самом деле хотелось хоть раз в жизни… – Меня?!! Ах ты мелочь пузатая! Сморчок недоношенный! Здесь мои внуки! И я буду с ними, тебе нельзя доверять воспитание детей…
– Ты уберешься отсюда, – спокойно и с наслаждением сказал Василий Романович. – Детям я разрешу навещать бабушку в каникулярное время, но сама не смей сюда приезжать, поняла? Тебя я содержать и терпеть в доме не буду.
– Ну, хорошо, зятек… – язвительно прошипела она и направилась к лестнице. Он перегородил было ей дорогу. Теща рявкнула: – Вещи свои заберу, свинья неблагодарная!
Черкесов лично следил, чтобы она забрала только свои вещи, а то еще «нечаянно» прихватит украшения Ларисы… Она такая! Теща бросала вещи в чемодан и сумку. Их оказалось немало. Видать, обосноваться в доме решила навсегда. Наконец она побежала к выходу, посылая проклятия на голову зятя. Василий Романович с облегчением вздохнул, когда за ней захлопнулась дверь, и пошел к детям. На полдороге остановился, вернулся в гостиную, взял трубку и набрал номер.
– Савичев, – услышал в трубке.
– Это Черкесов, Юра. Когда ты напишешь заявление об уходе? – Пауза. Юре явно не хотелось терять работу, но придется. – Даю тебе срок две недели, за это время найди работу, а заявление напиши сегодня. Да, и сегодня же передай дела бухгалтеру. Скажи, это временно, завтра я сам всем займусь.
Теперь он почувствовал свободу, и можно было подумать о том, как жить дальше.
* * *
Андрей переехал к Лизе. Целую неделю в деревне только об этом и судачили. Кто-то радовался за Лизу, кто-то недоумевал, ведь полно незамужних девок и без детей, с приданым хорошим, а фермер отчего-то выбрал бедную Лизу, да еще «с дитем». Пересуды доносила в лицах баба Нюра, забегавшая каждый день, а то и по два раза на дню. Ей самой хотелось подробнее знать, как живется Лизе в замужестве и когда же они с Андреем распишутся.
– Гражданский брак – это натуральный брак, – наставляла Лизу баба Нюра, – ни обязанностей, ни ответственности. Так что поторопи мужика, а то они нынче все одинаковые, паспорт любят чистым хранить…
– Вы это обо мне, тетка Нюра? – вышел из комнаты улыбающийся Андрей.
– Ой, Андрей… отчество не помню, – не смутилась та. – Вы уж простите меня, старую, что вмешиваюсь. Мы ж в деревне-то по старинке привыкли, чтоб все по закону было. А Лиза нам как родня…
– Ну, раз вы родня, – хихикнул Андрей, – то вам и знать первой. Через месяц распишемся. По закону.
– За месяц много воды утечет, – многозначительно сказала баба Нюра, запахнув на груди ватник. – Ну, я пойду, а то дед мой хватится, а меня нет…
Когда баба Нюра закрыла дверь, Андрей закатился от хохота:
– Ну и бабка! Вот ведь ведьма старая!
– Не ругай ее, Андрюша, – Лиза обхватила его шею руками, в глазах ее искрилось счастье. – Она хорошая, много помогла мне. Только любит все знать, это еще не преступление, правда?
Он кивнул. Долгий поцелуй прервал звонок. Андрей взял со стола трубку, приложил к уху:
– Слушаю.
– Андрей, это Виктор Васильевич. Вы не могли бы приехать прямо сейчас ко мне?
– Зачем?
– Есть кое-что интересное по делу Черкесова и его жены, а также по Алле.
– Знаете, мне не очень интересно.
– Зря. Вы просто не представляете, какую допустили оплошность.
– А что такое? Надеюсь, вы хоть нас-то не подведете под статью?
– Нет, что вы! – рассмеялся следователь. – Приезжайте, узнаете.
Андрей отключился от связи, задумался. Лиза насторожилась:
– Что-нибудь случилось?
– Понятия не имею. Следователь просит приехать… веселый какой-то.
– Я с тобой. Только Вероничку отведу к бабе Нюре…
Лиза осталась в машине, Андрей вошел в кабинет Виктора Васильевича, который встретил его приветливо. Они сели рядом, и атмосфера отнюдь не несла накала, напротив, была располагающая. Виктор Васильевич молчал, глядя на Андрея с непонятным лукавством.