– Мартын Ягудин меня обокрал. Унес... деньги, шубы, золотые украшения... много чего дорогого. У меня мысль: он убивает. И меня хочет туда же. Клара.
Листок оставила в записной книжке, которую положила на полку мебельной стенки, взяла бутылку, из нее вылилось три капли. Шатаясь, Клара отнесла бутылку в мусорное ведро, да класть было некуда. Ведро давно не выносила, от него уже шла вонь. Клара чистюля, поэтому решила вынести мусор, а то завтра на кухню не войти будет.
Перед дверью она замерла, не решаясь переступить порог. Но мусоропровод был в подъезде, всего-то на пролет надо спуститься. Клара открыла дверь, высунула голову на площадку – никого, тихо. Она быстренько спустилась, вывалила содержимое ведра в мусоропровод, на пол выпал пакет из-под молока, Клара подняла его и бросила в шахту. Пулей взлетела наверх. Захлопнув дверь, рассмеялась:
– Вот дура! С чего я взяла, что и меня?.. А, да! Змейка...
Слезы вновь навернулись на глаза, Клара двинула к бару, достала непочатую бутылку, отвинтила пробку. Налив в бокал, взяла его...
В каком бы она состоянии ни была, но при памяти. А обостренные нервы подали сигнал: Кларочка, ты не одна здесь. Вероятней всего это ухо уловило присутствие постороннего, а нервы тут ни при чем. Но откуда взяться чужому в ее квартире? Может, соседская кошка вбежала, когда Клара выносила мусор? Ведь ни шагов, ни других звуков не было слышно, человек бесшумно передвигаться не способен, а кошка вполне.
Но откуда же тогда взялся шумок, будто некто что-то задел? Или ей померещилось в пьяном угаре? Или она постепенно сходит с ума? Черт, теперь не проходило ощущение, будто в квартире кто-то есть. И в мозгу выла сирена: ей подсунули змейку, ее хотят убить, для убийцы преград не существует, значит, он мог забраться к ней каким-нибудь хитрым способом. Сирена выла: забрался, забрался. От этого внутреннего воя пьяный угар выветрился за секунду, Клара застыла, настроив биотоки на чужого, которого чуяла спина, чуял позвоночник. Клара повернула голову и скользнула глазом назад...
Комната была большая, но, в общем-то, спрятаться негде. Негде? А за шторами? Клара повернулась лицом к шторам. Они тяжелые, свисают от потолка до пола. Да, там спокойно может притаиться человек. Клара припомнила выражение «зашевелились волосы», потому что у нее волосы задвигались, будто под кожей пробежали несметные полчища муравьев.
Она сползла взглядом по шторам вниз. Вот и пол. Клара вычертила глазами по полу линию, ища носки туфель. Не стоит же человек (если он там) в первой позиции, как балерина, носки не спрячешь.
Штора шелохнулась. Чуть-чуть.
Не глядя, Клара взяла бутылку за горлышко – во всяком случае, теперь есть орудие для самообороны. Но штора шевельнулась и застыла.
Вдруг где-то за стенами взревел мотор, завизжали колеса...
Снова шевеление шторы, вздулась и обмякла...
Да это же форточка открылась, сквозняк волнует портьеры, со двора доносятся звуки. Но Клара не была в этом уверена. Трудно избавиться от страха, когда он только что держал тебя в железных тисках. Но вот еще раз сквозняк слегка вздул тяжелую ткань. Клара вздрогнула скорее от перенапряжения, чем от испуга, каждое лишнее движение воспринималось ею как аномалия в квартире, где должен быть полный покой. Но за шторой не спрячешься, она вплотную прилегает к окну. А чтобы больше не пугаться, надо раздвинуть шторы. Клара несмело приблизилась к окну, держа бутылку наготове.
Резкий рывок... За тюлевой занавеской никого. Форточка действительно открыта, сквозняк вздул тюль.
Клара тихо рассмеялась и решила для собственного спокойствия проверить всю квартиру. Но сначала надо выпить, утихомирить трепещущую душу. Только она повернулась... Шумок! Будто кто-то сделал пару тихих шагов и замер. Но Клара никого не видела и не могла определить, откуда слышались шаги, возможно, сверху. Сверху? У нее там спальня! А если все-таки в ее дом кто-то пробрался через балкон?
– Кто здесь? – крикнула Клара, превозмогая ужас.
Раздался шаг... еще шаг... еще... Нет, это не галлюцинации. Помимо Клары, в квартире есть еще кто-то. Сжимая бутылку, она отступала спиной, глядя на проем, ведущий в прихожую, а там темнота. Наконец вынырнула фигура, Клара с облегчением вздохнула:
– Ты? А как ты... Я что, не закрыла дверь? Нет, не может быть... Слушай, я чуть с ума тут не сошла! Нельзя же так пугать!.. Что?! Что это?!. Почему?!
Зюзя находился в том состоянии, когда свет не мил и окрашен в черные тона, потому был мрачен. Узнав Нику и Валдиса, он подобрел, а когда ему протянули фотографии, почесал затылок и пригласил не в квартиру, а во двор. Вышли. Валдис опять дал ему фотографии, мол, посмотри.
– Тут вот какое дело, – мялся Зюзя. – У нас сейчас как: товар – деньги – товар. Нет, вы не подумайте, я не что-нибудь там... Но мои знания тоже чего-то стоят, верно?
– Сколько? – понял Валдис.
– Много не прошу. Полтинник, а?
Валдис достал купюру, Зюзя хватанул ее грязными пальцами и в карман засунул, потом взял фотографии, выпятил вперед губы, рассматривал.
– Эта женщина приходила к Фалееву? – спросила Ника.
– Ага, – сказал Зюзя. – Такая, скажу тебе, фифа – ни боже мой. Я ей однажды: киньте, говорю, мадам, от щедрот своих полтинничек. Она мне: пошел вон, мурло. Мурло – это я... У него такие были красотули, а эта всегда.
– То есть она у него была постоянной, – уточнил Валдис. – А сколько лет они встречались?
– Давно, – протянул Зюзя, давая понять, что точно не скажет.
– Ну, год, два, три... – подсказывал опер.
– Не, больше. Больше пяти лет, а скока точно – не скажу. И что интересно, она его мудаком оскорбляла. Ага, ага! А он вроде не обижался, смеялся. Вот скажи: что это за мужик, который мудаком согласен быть? Я б ей врезал.
– Спасибо. – По дороге к машине Валдис ворчал: – Я ж ее на нюх взял. Носом чуял, что она в эту порношайку входит. Ну, теперь Кларочка у нас в руках. Поехали к ней.
Ника развернула машину и помчалась, сокращая дорогу, к дому Клары. И тут ее потянуло на жалобы со стонами:
– Я чувствую себя бесполезной. Ротвейлер прав, что не воспринимает меня. Следствие ведется с моим участием, но без меня.
– Брось, он не воспринимает всех, кому нет тридцати пяти и кто не отличился высокими показателями. А таких мало.
– Я ни одной идеи не подала, ни одной версии не наметила.
– Чтоб тебя не мучила совесть, успокою: мы все сейчас в путанице, я тоже. Генеральной линии пока нет ни у кого, даже у Ротвейлера, так что не переживай. Налево сворачивай... Это и есть двор Клары. Останови-ка вон у той машины.
Из окна автомобиля, рядом с которым встала Ника, выглянул молодой и белобрысый паренек:
– Дома она. Не выходила.
– Пошли к ней, – кивнул в сторону подъезда Валдис, выбираясь из машины. – А то она женщина нервная, а я не люблю нервных. И лживых не люблю.