Я показал на два свободных места у выхода, но Талия продолжала стоять и глазеть на меня.
— Что? Испугалась задним числом?
— Ты — удивительный человек, — прошептала она. — В Эфразии все были со мной любезны, потому что я принцесса. А мне всегда хотелось...
Она не договорила и уселась на пластиковый стул.
— Чего тебе хотелось?
— Поскольку мне не разрешали гулять одной, госпожа Брук устраивала прогулки в карете. Мы с ней садились и куда-нибудь ехали. Однажды было очень холодно. Мы ехали, и вдруг я заметила крестьянскую пару. Их поношенная одежда плохо защищала от ветра и холода. Я видела, что женщина вся дрожит. И тогда ее спутник снял свою куртку и накинул ей на плечи. Сам он остался в одной рубашке. Женщина пыталась противиться, но он качал головой. Тогда она согласилась. Он прибавил шагу, чтобы поскорее добраться до их хижины, но на его лице я не заметила ни тени недовольства.
— Здорово. И что ты сделала?
— Ничего особенного я не сделала.
— А что не особенное ты сделала?
— Велела кучеру остановиться. Затем попросила госпожу Брук выйти и отдать этим людям наши пелерины.
— Замечательно.
— С моей стороны это была незначительная жертва. Я знала, что в моем гардеробе осталось еще множество пелерин. А тот крестьянин принес куда более значительную жертву. Мне всегда хотелось, чтобы кто-то сделал такое же и для меня. И не потому, что я — принцесса, а потому что он меня лю... я ему нравлюсь. И ты это сделал.
— Совсем это не жертва, — пожал я плечами.
Я не врал. Я действительно хотел пораньше вернуться в Штаты. Думал, может, помирюсь с Амбер (теперь это казалось мне сомнительным). По крайней мере, отосплюсь, поваляюсь на пляже. Все лучше, чем какой-нибудь музей... волос, выстриженных из носа Наполеона! И вот тут подвернулась Талия. Если бы я знал, что мой побег даст такой результат, сделал бы это раньше.
Заодно и родители вспомнили, что у них есть сын. Пусть позлятся — хоть какие-то эмоции. Конечно, бесполезно сообщать им, кто такая Талия и откуда она, — все равно не поверят.
— Джек, это не смешно, — заявила мама, когда я предложил ей подготовиться к визиту принцессы.
— А я и не собираюсь шутить.
— Джек, это зашло слишком далеко, — снова вступил в разговор отец. — Видел бы ты мать. На ней лица нет.
— По-моему, маме надо только радоваться. Талия — настоящая принцесса. С какой стати мне все это придумывать?
— Не знаю, но я все-таки сомневаюсь.
— И правильно, папа. Ты выиграл. Конечно, она — просто девчонка, которую я подобрал на улице. Не надо было выбирать для меня тур, пролегающий через амстердамский район «красных фонарей».
На этом разговор с родителями оборвался.
Я решил больше никому не говорить, что Талия — принцесса. Зачем, если все равно не поверят?
По радио объявили посадку на наш самолет. Я проверил, есть ли у Талии посадочный талон. Вдруг та ошеломленная тетка забыла выдать? К счастью, талон был на месте.
Талия разглядывала штрихкод. Я тронул ее за локоть:
— Нам пора.
Ее глаза округлились.
— На летающий корабль?
— У нас это называется проще. Самолет.
Она встала.
— А почему все эти люди... толкаются и пихаются? Они боятся, что их не возьмут на корабль... на самолет?
— Это просто... привычка такая.
Я как-то об этом не задумывался. Привык, что люди везде толкаются и пихаются, стремясь попасть куда-то побыстрее. Впрочем, возле трапа им все равно приходится выстраиваться в очередь и терпеливо ждать.
— Мы можем и обождать. Без нас не улетят, — сказал я ей.
— Прекрасно. Я не люблю толкаться.
Может, она думала, что все расступятся и пропустят ее высочество вперед? Я уж не стал говорить Талии об этом. Еще решит, что я опять над ней издеваюсь.
Талия послушно встала в конец, позади сухопарой старухи. Поскольку ее переполняли чувства, молчать она не могла и сказала этой бабуле:
— Я впервые лечу на самолете.
— Неужели? — удивилась старуха. — Вы не боитесь, дорогая?
— Нет. Но очень волнуюсь.
— Я бы тоже волновалась.
Наконец мы поднялись на борт. Я усадил Талию у окна, зная, что ей наверняка захочется поглазеть на удаляющуюся землю и облака.
— А это что? — спросила Талия, вертя в руках пластиковый пакет.
— Тапочки. У некоторых в полете устают ноги.
— Какие миленькие! — воскликнула Талия и тут же их надела.
Я впервые увидел ее красивые маленькие ступни. Такие ножки никогда далеко не ходили. Наверное, горничные каждый вечер делали ей ножные ванны и намазывали кремом или что там было в их время. Мозоли, которые она заработала, пока мы продирались сквозь ежевичный лес, — впервые в ее жизни. Я помню, как она боялась, что они никогда не заживут.
— А это что? — спросила она, открывая другой пакет.
— Маска для глаз. Иначе трудно спать.
Талия повертела маску.
— По-моему, я достаточно наспалась, — заявила она и запихнула маску в карман кресла.
На ночь мы останавливались в парижской гостинице. Номер с двумя громадными кроватями и теплыми одеялами, словно за окном была зима. Талия и не думала укладываться спать. Она бродила по номеру и без конца подходила к окну полюбоваться огнями города. Я с трудом заснул под ее восторженные восклицания.
Исследования «пассажирского набора» продолжались.
— А это что?
— А это ты должна бы уже знать. Наушники.
— Тогда где музыкальная шкатулка?
— В самолете все по-другому. Наушники нужны, чтобы могла слушать музыку или смотреть кино, не мешая другим.
Принцесса опять скривила губки. Я уже привык к этой ее особенности.
— Что такое кино?
— Это такие движущиеся картинки. Похоже на телевизор.
С телевизором она познакомилась вчера, в гостиничном номере.
— А зачем смотреть... кино в самолете?
— Чтобы убить время.
Если она будет трещать весь полет, я не выдержу.
— Убить время?
— Ну, это выражение такое. У вас бы сказали — скоротать. Сделать так, чтобы оно быстрее прошло.
— А зачем делать так, чтобы оно быстрее прошло?
— Потому что очень скучно сидеть в кресле и ничего не делать.
— Но как можно скучать, когда летишь в небесах?
Я пожал плечами.