Чай был отвратительный, с химическим вкусом. «Ну, никакого размаха», — подумал про себя Гранкин.

— Ну, вы хотя бы заметили, что в последнее время ваша жена изменилась? Подстриглась, покрасилась, похудела, стала часто отлучаться из дома? В конце концов, у неё стали появляться дорогие вещи!

— Вы на что намекаете?! — Крылов встал и снова схватился за лейку. Поняв, что поливать уже нечего, он неохотно поставил её на место.

— Я не намекаю, я прямо спрашиваю — заметили или нет?

— Нет, ничего такого я не заметил. Ада всегда за собой следила. Ну да, она немного похудела в последнее время, изменила причёску, но что в этом такого? Женщины любят меняться, — Крылов схватил со стола степлер и стал делать им «щёлк-щёлк», «щёлк-щёлк». — Насчёт вещей… тряпки она любила всегда. Нет, вы на что намекаете?

«Понятно, у человека горе, — подумал про себя Гранкин, — но переживает он его как-то странно, неправильно переживает. Того и гляди, жонглировать начнёт. Нервничает он, а не переживает», — вдруг нашёл Виталя правильное определение.

— Знаете, у вас отвратительный чай, — пожаловался Гранкин. — У меня в ветеринарном кабинете и то есть керамический чайничек, хорошая заварка, сливки и сахар.

— В каком, простите, кабинете?.. — Крылов выронил степлер и уставился в упор на Гранкина. Это можно было бы назвать победой номер два, если бы Виталя знал, что ответить.

— Шутка, — улыбнулся Виталя. — Я о том, что в зверинце и то лучше чай подают.

— Не понимаю, чего вы от меня хотите. Я с вами только потому разговариваю, что вас Эльза наняла. Если бабе с деньгами что-нибудь втемяшится в голову… Зря вы в это дело ввязались, пустое оно. Ада напилась и сломала шею. Других вариантов нет.

— Вы в какой гостинице остановились?

— Ах, вы и это знаете? — Крылов схватил со стола карандаш и начал вертеть его. — В «Северной». Мне очень тяжело находиться дома одному. Если бы вы потеряли жену, вы могли бы меня понять. Я думаю, время пройдёт, боль потихоньку утихнет, но пока мне легче в гостинице.

Гранкину вдруг стало стыдно.

Разве можно расстреливать человека вопросами, когда у него такая трагедия? Впрочем, ради Галки и Сашки не то ещё можно.

— Вы были вчера дома, в коттедже?

— Дома? Да… был. А что?

— И… там всё нормально?!

— Да на что вы опять намекаете?!!

— Я не намекаю, я спрашиваю.

— Нет, вы намекаете, намекаете! — Крылов сломал карандаш и бросил его на пыльный ковролин, в компанию к степлеру и машинке. — У меня всё нормально дома, нор-маль-но! Если не брать во внимание, что на прошлой неделе у меня погибла жена и мне больно, больно и больно! А вы мучаете, разрываете моё сердце своими вопросами! — Он сел в кресло и бросил голову на руки так отчаянно, что пряди волос упали на его длинные пальцы. Не было в мире жеста, более красноречиво говорящего о внутренней боли.

Виталя почувствовал себя полной сволочью.

— Странно, — пробормотал он, — странно, странно. А вот у Эльзы Львовны кто-то в доме устроил обыск, причём, только в её личных комнатах. И знаете, кто-то соорудил такую конструкцию над дверью, что когда она открылась, то сверху упала тяжеленная балка. Эльзу спасло чудо — у неё зазвонил телефон, и она задержалась на пороге. До этого тоже были покушения. Поймите, это серьёзно! — Виталя встал и начал ходить по комнате — от лимонного деревца к окну и обратно. Он залпом допил дрянной чай, и поставил стаканчик на стол.

— Эльза — богатая дура, — забубнил в руки Крылов, — её муж — ворюга и бандюган. Неужели вы думаете, что не найдётся желающих свести с ними счёты? Но при чём тут я и моя Ада?! — Крылов поднял голову, в его глазах стояли настоящие слёзы. — Найдите в себе мужество и здравый смысл, — обратился он к Гранкину, — откажитесь от этого дела, не ворошите чужое бельё. Хотя, наверное, вам Эльза пообещала хорошие деньги, и вы носом землю будете рыть…

— Буду, — перебил его Гранкин. — Ответьте на последний вопрос. Среди вашего окружения, или окружения вашей жены, были люди по имени Анель и Геральд?

— Что?!! — заорал Крылов и вскочил. — Кто?!!

Дверь открылась и в кабинет шагнула девица, которая приносила чай. Она была рыхлая, бледная, совсем неинтересная девица. Не такими представлял себе Виталя девушек, работающих в рекламных агентствах.

— Андрей Андреич, — меланхолично произнесла она, — там макет утвердить надо.

— Вон! — заорал Крылов, и было непонятно, кого он имеет в виду: Гранкина или девушку.

Девицу нисколько не удивил гнев директора, она тихо и равнодушно исчезла, затворив за собой дверь.

— Откуда вы выкопали эти дурацкие имена? — почему-то шёпотом спросил Андрей Андреевич, схватил со стола пустой пластиковый стакан и с шумом раздавил его в кулаке.

— Так знаете или нет? — растерялся Виталя.

— Нет!

— Ну, может быть, вы знаете банкира Анкилова?

— Нет!

— Может, хотя бы толстого Павлика? Или на худой конец слышали что-нибудь про пакостника кота Филимона?

— Где вы этого нахватались? Где?! Чёрт! Говорите! При чём тут я? При чём тут Ада? — Он пошёл на Виталю, он смотрел ему прямо в глаза, и Гранкин понял, что сейчас его будут бить.

— У вас замечательный чай, спасибо, я, пожалуй, пойду, — Гранкин попятился и спиной натолкнулся на лимонное деревце. Он взял и зачем-то содрал с него пару ярких, жёлтых лимонов, пробормотав: — С вашего позволения! У меня друг изумительное вино гонит из одуванчиков, но кроме одуванчиков, там до фига всего нужно, в том числе и лимоны. — Виталя вдруг ощутил, что лимоны в его руке не настоящие, а пластмассовые, и деревце в кадке тоже не настоящее — из картона и ткани.

Виталя сунул фальшивые лимоны в карман и выскочил из кабинета.

Пеликаны

Гранкин сидел в машине и, перекатывая в руке пластмассовые лимоны на манер китайских шариков, слушал в телефоне диктофонную запись своего разговора с Крыловым. Он прослушивал запись уже второй раз, и второй раз убеждался — Крылов не просто тяжело переживает смерть жены, он ещё и сильно нервничает.

Почему он молчит о разгроме, который обнаружил у себя дома?! Вывод один — боится. А раз боится, значит, что-то знает.

Что знает?!

Вопрос на миллион долларов.

Конечно, Виталя не стал ловить Крылова на лжи. Во-первых, как объяснить своё проникновение в коттедж? Во-вторых, если человек чего-то говорить не хочет, заставить его могут только исключительной убедительности аргументы. Таких аргументов у Гранкина не было.

Впрочем, время Виталя потратил не зря. Теперь он точно знает, что Андрей Андреевич что-то скрывает, чего-то боится, а главное, что имена Анель и Геральд наводят на него ужас и панику.