– Подумаешь, квартира горит! – пробормотала Нора, зябко кутаясь в меховой воротник. – Проблем-то… Вот у меня беда так беда! – Она снова погладила плоский пока живот, отыскала в сумке ключи от машины и направилась к своему «Фольксвагену».
Пожарной машины возле дома не было, но в подъезде сильно воняло гарью.
Дина взлетела на второй этаж и остановилась как вкопанная.
Огонь не полыхал, пожирая квадратные метры, черный дым не валил из квартиры… Дина перевела дух.
Возле двери, переминаясь с ноги на ногу, стоял Левин. Он хмуро рассматривал обгорелый косяк и почерневшую дверь. По площадке суетливо бегал старший по подъезду Портнягин. Высоко задирая ноги, Филипп Филиппович пинал клочья обгорелой бумаги. Кроме валенок на Портнягине был длинный халат изумрудного цвета и шапка с опущенными ушами.
– Сучье отродье! – приговаривал он. – Поджог, натуральный поджог! Явилася! – увидел он Дину. – Ну что вы за люди такие?! Суток не прошло, а у вас то потоп, то пожар! Надо о вас участковому сообщить!
– Сообщите, пожалуйста, – попросил его Левин. – Я буду очень рад, если участковый обратит наконец на нашу квартиру внимание.
– Ну, и где пожар? – все еще задыхаясь, спросила Дина. – Где пожар?! – заорала она.
– Потушили! – с невероятной язвительностью сказал Портнягин. – Вернее, я потушил, пока ваш мужик верещал: «Помогите!»
– Я не верещал, я электричество в щитке вырубал, – огрызнулся Левин.
– Это не мой мужик! Мы совершенно посторонние люди, – сочла нужным уточнить Дина, рассматривая черный косяк, обгорелую стену и дверь.
– Ага, это мой мужик, етитская сила! – подбавил язвительности Портнягин. – В одной квартире живете, и совершенно посторонние люди! Нет, я обязательно сообщу о вас участковому. У нас зверь, а не участковый – Серега Каюкин. От слова «каюк»!
– Какие-то уроды достали из почтовых ящиков рекламные газеты, свалили их возле моей двери и подожгли, – не обращая внимания на Портнягина, сообщил Дине Левин.
– Возле вашей? Это моя дверь. И потом, что за чушь вы несете? Как из ящиков можно достать газеты, не имея ключей? – Дина достала ключ от квартиры, вставила его в замок, но дверь открыть не смогла – что-то заело, заклинило и не поддавалось ни на какие ее усилия.
– Ты же знаешь, что разносчики пихают рекламную лабуду в ящики кое-как и большинство газет торчат больше чем наполовину, – устало объяснил Левин.
– С каких пор мы на «ты»? – рявкнула Дина, налегая на дверь.
– Извините, – пробормотал Левин.
– Ну, етитская сила, Каюкину надо сказать, что они на «вы»…
– У меня в квартире собака! Она могла надышаться дымом и потерять сознание! – Замок Дине не поддавался, руки тряслись, а слезы опять готовы были политься из глаз.
– Ничего не случилось с вашей собакой, тут дыма-то было – кот наплакал. – Левин достал свой ключ и легко открыл дверь.
– Ну, етитская сила, у них еще и коты с собаками…
Собака валялась в коридоре вверх лапами. Дина бросилась к ней и припала ухом к грязной лохматой груди. Собачье сердце колотилось с уверенностью отбойного молотка.
– Дрыхнет ваша гадость, – зло буркнул Левин, заходя в холл и закрывая перед носом Портнягина дверь. – Какое вы имели право заводить животное, не посоветовавшись со мной?
– Это не животное, это собака. – Дина задумчиво нащупала шишку между собачьими ушами. – И потом, кто вы мне такой, чтобы я с вами советовалась?
– Слава богу, никто. Но в любом случае я имел право знать, что вы питаете слабость к большим кобелям.
– А знаете что? – Дина вскочила. – Это вы, вы подожгли газеты под дверью! Вы решили угробить мою собаку!
– Да? И зачем же тогда я позвонил вам?! Зачем потребовал, чтобы вы приехали?!
– Да, зачем? И откуда вы знаете номер моего телефона?
– Вот тайна-то! Да вы диктовали его кому-то недавно! Извините, запомнил. У меня отличная память на цифры.
– Почему вы перевернули собачьи миски?
– Это тарелки из моего сервиза!
– Что вы говорите? Никогда не подумала бы, что это сервиз. Зачем вы убрали газету? Почему разлили воду и выгнали собаку в коридор?!
– Я не…
– Имейте в виду, из приюта придут проверять, в каких условиях содержится эта собака!
– Кто придет? – дурашливо ужаснулся Левин. – Другие собаки?!
– И они тоже, – огрызнулась Дина.
– Кстати, как зовут вашего пса?
Застигнутая врасплох, Дина судорожно пыталась придумать имя, но ни одна собачья кличка не шла ей на ум.
– М…м…му… – позорно промычала она.
– Так вот, имейте в виду, я пожалуюсь комиссии из приюта, что вы даже имя не удосужились дать собаке! Что вы завели ее исключительно для того, чтобы досадить мне! Что собака сидит дома одна и с ней никто не гуляет! Что из еды у нее только жидкая каша! – Левин, чувствуя за собой победу, развернулся, прошел на кухню и включил свет. – И знайте, вашего крокодила зовут Пантагрюэль!
– Сам ты… – чувствуя слезы у горла, прошептала Дина.
На кухне было что-то не так.
Что-то абсолютно не так, но разгоряченный дурацкой, бессмысленной перепалкой Левин никак не мог понять – что. А когда понял, сердце скатилось вниз и заколотилось где-то в районе больших пальцев ног.
Синих ирисов в вазе не было.
Охапка цветов пропала, и без нее на кухне стало серо, уныло и пусто.
Но главное не это.
Ваза стояла не на подоконнике, где оставлял ее Левин, а на столе, и вода в вазе была…
Левин протер глаза, но ничего не изменилось.
Вода в вазе была кроваво-красного цвета.
– Эй, что за дурацкие шутки? – крикнул Левин, не двигаясь с места.
Дина зашла на кухню. Судя по выражению ее лица, она собиралась сказать какую-то дерзость, но, увидев на столе вазу с красной водой, побледнела и схватилась за косяк.
– Что это? – указала она на вазу.
– Я вас хотел спросить. Здесь стоял букет цветов.
– В красной воде?
– В белой! То есть в нормальной, прозрачной воде из-под крана! Это ваши шуточки? Где цветы? Что вы подмешали в воду?!
– Это… моя ваза, – прошептала Дина. – Как вы посмели ставить свои цветы в мою вазу?
– То есть вы не трогали ирисы?
– Нет.
Они уставились друг на друга, не моргая, не шевелясь, не дыша.
– И не подмешивали ничего в воду?
– Нет.
– Поздравляю.
– С чем?
– С тем, что кто-то шарится в наше отсутствие по нашей… моей квартире, и даже ваша собака не в состоянии этому помешать. Как вы думаете, это кровь?