Он очень боялся пропустить в жизни момент, когда сможет совершить подвиг.
Фил и в тюрьму-то попал из-за этого своего нездорового желания: бросился отбивать от малолетних грабителей бабку. А та возьми, да заяви в порыве маразма, что сумку вырывал Фил, мальчишки, мол, просто мимо шли да шум подняли, когда увидели, что дядька продуктовыми авоськами промышляет.
В общем, мечтал Портнягин отметиться. Героически. Но случаев не подворачивалось, или все они были какие-то мелкие и незначительные.
Даже в Афганистане его ранило в ягодицу. Разворотило ползадницы, а комиссовали со смешочками, с шутками и прибаутками…
Подвига не получилось. Хотя Фил от пуль не прятался, спину врагу не показывал, а уж тем более зад. Зацепило его случайно и до смешного нелепо: призывник-малолетка случайно передернул затвор, не разобравшись, откуда из «калаша» очередь вылетает…
С малолеткой дело замяли, а Портнягин, как последний урод, жил с обезображенной ягодицей.
Подвига не получалось.
В жизни вообще не получалось ничего значительного.
Но Фил ждал своего звездного часа. Ждал и поэтому всю ночь просидел на табуретке возле дверного глазка, наблюдая за соседской квартирой.
Под утро он задремал. А когда проснулся, увидел, что на двери Птичкиных мелом нарисован портрет Покровской, а у порога навалена гора красных роз. Фил в отчаянии дернул себя за редкие волосенки – проспал!
Кто это сделал? Говорят, убийцы любят приходить на место преступления. Любят приносить цветы и оказывать другие нежные знаки внимания своей жертве. Впрочем, это могли сделать и многочисленные поклонники Покровской и Грига.
– Стой!!! – привел его в чувство голос начальника Акимыча. – Ты что творишь, оглоед?! У тебя карусель уже полчаса крутится! Люди выпрыгивают на ходу, а кто не может прыгать – блюет с высоты! Что творишь, гад? Теракт?! Диверсия?! Убью!!!
Фил вздрогнул и нажал нужную кнопку. Скрипя цепями, карусель медленно остановилась. Из кабинок начали вываливаться шатающиеся люди с бледными, злыми лицами.
Акимыч бесновался. Он орал, топал ногами, вращал выпученными глазами и был бесконечно прав.
– «Скорую»! «Скорую» вызывайте! – кричал в отдалении женский голос. – Тут девочке плохо и мальчику нехорошо!
К будке Фила бежали двое крепких парней с разгоряченными лицами.
Портнягин схватил с полки свою старую кружку с несмываемым чайным налетом – его единственное имущество на рабочем месте, – выскочил на улицу и помчался к забору.
– Уволен! Без выходного пособия! – орал вслед Акимыч. – Я всегда подозревал, что у тебя с головой плохо!
– Под суд его! – кричал кто-то.
Бежать в валенках было неудобно, но Портнягин летел. Он перескакивал подтаявшие сугробы, лавочки с отдыхающими, лотки с мороженым. Высокий забор поддался ему с первого раза.
Очень не хотелось быть битым.
И по-прежнему хотелось совершить подвиг.
– Раз-два-три, раз-два-три! Поворот! Раз-два-три! Тьфу, Алексеева, ты совсем потеряла форму! Как голову держишь? Двигаешься, словно рыба на крючке.
Танцы были спасением. Дина вспомнила, что не посещала занятий два месяца, и к вечеру, когда хандра стала невыносимой, позвонила Алевтине, своему тренеру.
– Приходи, конечно, – обрадовалась Алевтина, чья зарплата напрямую зависела от количества человек, посещающих ее занятия. – Твой Борис замучился танцевать с косолапой Ленкой!
Борис был давним партнером Дины, немного влюбленным в нее – ровно настолько, чтобы в танце понимать с полувзгляда, а в жизни не позволять себе ничего лишнего.
– Раз-два-три!
– Говорят, ты вляпалась в пренеприятнейшую историю? – шепнул Борис на ухо Дине, чуть сбившись с шага.
– Кто говорит?
– Газеты, телевизионные новости, злые языки, наконец.
– Раз-два-три, спину держим! – старалась Алевтина.
– Я пришла сюда, чтобы забыть об этом, – ответила Дина, держа голову в гордом повороте, а спину так прямо, что заболели лопатки.
– Теперь тебе не дадут об этом забыть, куда бы ты ни пришла, – усмехнулся Борис. – Слишком уж шумная история получилась.
– Ну хоть бы ты мог позволить мне не вспоминать об этом! – Дина возмущенно вскинула на него глаза.
Борис был высок и похож на киногероя советских фильмов.
– Раз-два-три, не болтаем во время танца! – Алевтина в черном обтягивающем трико, с грацией кошки вертелась между парами, отрабатывая свою не бог весть какую зарплату.
– Вот я-то как раз и не могу позволить тебе об этом не вспоминать! – улыбнулся Борис. – Понимаешь, Диночка, дело передали в наш отдел.
– В какой еще «ваш» отдел?!
– Раз-два-три, Алексеева, на партнера не смотрим, голову отвернула! Здесь вам не дискотека!
– В наш отдел на Петровке. Понимаешь, дело-то громкое, начальство рвет и мечет, чтобы оно висяком не стало.
– Постой… – Дина остановилась посреди зала. – Ты что, хочешь сказать…
– Да опер я, опер! И работаю на Петровке. И дело ведет наш отдел. – Борис тоже остановился. Другие пары стали натыкаться на них, сбиваясь с ритма.
Дина схватилась за голову.
– Почему ты никогда мне об этом не говорил?!
– Зачем? Какая разница, с кем танцуешь? Лишь бы хорошо получалось.
– Вот скотина!
– Почему? – весело удивился Борис.
– А почему ты форму не носишь?
– Да кто ж ее носит?! Я сыщик, а не постовой.
– Зачем танцами занимаешься?
– Для релаксации. Это не запрещено при моей работе.
– У нас тут что, клуб по интересам? – подошла Алевтина. – Почему беседуем?
– Раз-два-три! – заорал Борис. – Голову держим…
– Пошли, – Дина потянула его за руку в раздевалку. – Тебе ведь надо со мной поговорить?
– Надо, – вздохнул Борис. – Только лучше в моей машине.
Минут тридцать Дина со всеми подробностями рассказывала все, что знала об этой истории. Ее очень подмывало спросить, откуда у простого опера с Петровки «Лексус» последней модели, но она так и не рискнула, решив, что ей достаточно того, что ее допрашивают не в казенном кабинете, а в комфортабельном салоне машины. И вопросы задает не надменный сухарь, а Борис, который знает ее сто лет, стопроцентно ей доверяет и смотрит на нее с нескрываемым восхищением. Это была удача, везение, удивительное совпадение.
Дина курила сигарету за сигаретой, говорила и говорила, стараясь не упустить ничего. Пусть Петровка работает, пусть старается…
Она рассказала Борису про Левина, про то, что взяла отпуск на работе специально для того, чтобы отвоевать квартиру, про то, что они с Норой решили учинить безобразие на Восьмое марта со стриптизерами, но Левин догадался сделать то же самое и переиграл их. Она рассказала о том, как в разгар веселья с потолка вдруг полился жуткий кровавый дождь и как они с Левиным обнаружили труп. Деликатный момент с синими ирисами она обошла, зато в деталях живописала, как кто-то закрыл входную дверь на запор и как сорок минут пришлось торчать на балконе, зовя на помощь. Она и про Левина рассказала, который застрял в балконной двери полуголый и злой. И про драку в подъезде, которую затеял ревнивый Титов, но которую какой-то левый, пришлый маг с готовностью поддержал. И чистосердечно призналась про то, что ее надули в приюте, подсунув беременного кобеля. И даже поинтересовалась, за чей счет ей теперь ремонтировать потолок. Она постаралась ничего не упустить. Пусть Петровка разбирается.