— Думаю, корабль тебе понравится, — сказала Мишель, козырнув в ответ на приветствие стоявшего у дверей часового. Она двинулась вперед с горделивой хозяйской улыбкой. — Основные параметры проекта тебе, конечно, известны, но конструкторы продолжали совершенствовать его до последнего момента, и на «Эдди» нашли применение многие находки, предназначавшиеся для проекта «Харринг…», я хотела сказать, для проекта «Медуза». И это касается не только автоматики, позволяющей сократить численность команды. У нас множество нововведений по части электроники: это касается и систем наведения, обнаружения и маскировки. Когда хевы в следующий раз попробуют вцепиться нам в глотку, я сумею преподнести им маленький сюрприз.
Она хищно улыбнулась, и в ответной улыбке Хонор отразилось то же злорадное предвкушение.
— Начнем, пожалуй, с командной рубки, — предложила Хенке. — Потом наведаемся в БИЦ [3] , а затем…
Еще с первого посещения Хонор помнила, что приземистое каменное сооружение, именуемое «Башней короля Майкла», производит впечатление строения старомодного и неказистого, однако знала, что впечатление это весьма обманчиво. Внутри располагались личные покои королевы, доступные лишь избранным. Леди Харрингтон уже доводилось бывать там, однако сейчас, шагая за офицером, сопровождавшим ее по дворцовому комплексу, она ощущала нечто похожее на трепет. Мишель Хенке шла рядом, отставая на полшага, а замыкали шествие Эндрю Лафолле с Саймоном Маттингли. Сидевшая на плече Хенке Саманта не спускала глаз с Нимица, ехавшего в переноске на спине своего человека. Хонор подозревала, что со стороны их процессия выглядит довольно забавно.
В ответ на приветствия солдат гвардии ее величества и дворцовой службы безопасности она ограничивалась кивками. Солдаты, в свою очередь, демонстрировали профессиональную выучку и сдержанность, о ее прибытии их предупредили за месяц, так что в отличие от Грейсона, куда она свалилась как снег на голову, ажиотажа не было, и ей не приходилось прибегать к выработанной способности снижать уровень восприятия чужих эмоций.
У нее вырвался мысленный смешок. Кто-то из мыслителей Старой Земли — кажется, Сэмюэль Джонсон — говорил: если знаешь, что тебя скоро повесят, это помогает сосредоточиться. Горькую эту истину она в полной мере осознала в тюремном трюме «Цепеша», но по возвращении поняла, что тезис имеет более широкое толкование. Эмоциональные бури, с которыми она многократно сталкивалась и которые выдержала с огромным трудом, заставили ее учиться контролировать свои эмпатические способности. Как это получалось, она толком не понимала до сих пор — ведь никто не знает, как он выучился ходить или говорить, — однако теперь ей удалось выработать качество, схожее со способностью Нимица усиливать или ослаблять восприятие в зависимости от ситуации. Новообретенные возможности сулили в будущем ряд преимуществ, вот только Хонор предпочла бы обзавестись ими в более спокойной обстановке.
Ну а служащие гвардии и дворцовой службы безопасности, постоянно находясь в монарших покоях, привыкали к виду сильных мира сего. К последним — хотя она до сих пор не могла к этому привыкнуть — относилась теперь и Хонор Харрингтон.
После долгих размышлений она решила, что военная форма для встречи с королевой не годится, и выбрала грейсонское женское платье, с которым полагалось носить Ключ Харрингтон и Звезду Грейсона. Причин тому было несколько. Мантикорской гражданской одежды, за исключением костюмов, подходящих разве что для прогулок по зарослям Сфинкса, у нее под рукой не оказалось. К тому же ей, по правде сказать, уже давно нравились непрактичные грейсонские наряды. Кроме того, следовало иметь в виду, что Елизавета направила приглашение, а не приказ прибыть ко двору (как офицеру Короны или мантикорской дворянке). Сдержанность ее величества заставила Хонор заподозрить, что это имеет отношение к давнему замыслу Елизаветы, осуществлению которого Харрингтон до сих пор упорно препятствовала. Хотелось верить что это не так, однако на всякий случай Хонор решила подстраховаться и явиться на аудиенцию не в качестве королевской подданной, а в иной своей ипостаси: представительницы феодальной верхушки союзного государства.
Конечно, она могла надеть грейсонский адмиральский мундир, но это определенно породило бы ненужные толки и развязало бы языки оппозиции. Хонор было прекрасно известно, кто и почему препятствовал ее продвижению на королевской службе, и появление в мундире полного адмирала могло быть истолковано как насмешка над попытками недоброжелателей помешать ее карьере. В глубине души Хонор признавалась себе, что была бы не против натянуть им всем нос, однако сейчас, когда ее возвращение с Цербера усилило позиции королевы, не стоило раздувать понапрасну пламя противостояния. Ну и кроме того — хотя это, конечно, мелочь, — надев любой мундир, она всю дорогу козыряла бы в ответ на приветствие каждого солдата.
Эта мысль заставила ее губы скривиться в усмешке, которая тут же спряталась: они подошли к башне, и караул, отдав честь, пропустил их внутрь. Чопорный гвардейский капитан вошел вместе с приглашенными в старомодный лифт, и Хонор различила среди его разнообразных эмоций оттенок неодобрения.
Причина не вызывала сомнений. Грейсонский закон требовал, чтобы землевладельца всегда сопровождали личные телохранители, а людей, отвечавших за безопасность королевы, раздражала мысль о допущении в приватные покои ее величества вооруженных иностранцев. Разумеется, у них не было никаких оснований не доверять грейсонцам вообще и вассалам Хонор в особенности, однако как профессионалы они просто обязаны были проявлять маниакальную подозрительность.
Хонор их понимала: ей и самой претила мысль о появлении перед Елизаветой в сопровождении вооруженной стражи, но выбора у нее не было. Она и так уменьшила число сопровождающих до абсолютного минимума, а не взять с собой Эндрю и Саймона означало, по грейсонским понятиям, выразить им недоверие. Хонор же предпочла бы умереть, нежели совершить поступок, который можно было истолковать таким образом.
Кроме того, Елизавета наверняка продумала этот вопрос заранее: в противном случае стража попросту не пропустила бы вооруженных визитеров.
Лифт остановился; Хонор и Хенке проследовали за своим провожатым в ту самую гостиную, где Елизавета принимала их в прошлый раз. Маттингли встал слева от резной полированной двери — позицию справа занял капитан гвардии, — а Лафолле вошел внутрь следом за Хонор.
Елизавета Адриенна Саманта Анетта Винтон, королева Мантикоры, восседала в просторном кресле. На полу был расстелен уже знакомый визитерам плотный ворсистый ковер цвета ржавчины. Ее величество была не одна: лежавший на спинке кресла древесный кот Ариэль при появлении Нимица и Саманты поднял голову. Хонор ощутила его заинтересованность, когда он мысленно потянулся к гостям, и озабоченность, вызванную тем, что откликнулась одна лишь Саманта. Он приподнялся, приглядываясь к Нимицу, и, как почувствовала Харрингтон, его озабоченность сменилась пониманием и состраданием.
Помимо кота в помещении находились и люди, причем при виде одного из них в живом глазу Хонор вспыхнула искорка. Ее кузен Девон, ныне второй граф Харрингтон, выглядел (и был) искренне обрадованным, однако во дворце явно чувствовал себя крайне неловко. Хонор прекрасно понимала его: она помнила, каково было ей самой оказаться здесь впервые. Но она, в конце концов, была офицером флота и встречалась со своей королевой еще и до официальной аудиенции, а бедняга Девон, похоже, лишь начинал осознавать, что вдруг ни с того ни с сего сделался пэром королевства. Сейчас он, похоже, гадал, нет ли у его кузины тайного намерения потребовать титул обратно.