– Жгучим желанием сунуть в пекло кого-то другого, – любезно поправил он.
Улыбка вдруг поблекла, и он пожал плечами.
– К сожалению, в этой шутке не так много смешного, – сказал он тихо. – Мне кажется, я знаю свои сильные стороны, Элоиза. И чертовски надеюсь, что знаю и недостатки. Я ни за что не смог бы справиться с работой, которую делаешь ты. Я знаю, что ты бы тоже не справилась, если бы я тебе не помогал, выполняя свою работу, но это нисколько не умаляет твоих достижений.
Она отмахнулась. Он говорил искренне и от этого становилось неловко.
– Во всяком случае, – продолжила она после крохотной паузы, стараясь говорить шутливо, – ты ловко устроился. Тебе не приходится иметь дело с этими чертовыми манти. Или с остальными членами кабинета, когда они узнают, что те вытворили в очередной раз.
– А что они вытворили на этот раз? – спросил Тейсман, подстраиваясь под её тон. – Кроме того, конечно, что они не приняли наших последних предложений?
– Нет, больше ничего, – призналась она. – Но им ничего другого и не надо делать, чтобы осложнить нам жизнь, Том, и ты это знаешь.
– Да, пожалуй. – Он вздохнул, – Как я уже говорил, до сих пор нас очень выручало, что они не способны отыскать собственную задницу обеими руками. По крайней мере, о них не надо было беспокоиться, пока мы с Хавьером и Лестером носились как угорелые, пытаясь собственными струйками затушить лесной пожар!
– Тут ты прав, – согласилась Причарт уже серьезнее.
Далеко не все восприняли свержение Тейсманом Комитета общественного спасения как должное. Изначально он контролировал только столичную звездную систему и её флот. Флот Метрополии был, разумеется, самым крупным, и вскоре на сторону Тейсмана – или, скорее, на сторону временного правительства Причарт – перешли две трети ключевых систем НРХ. Большая часть флота также поддержала переворот в течение первых трех стандартных месяцев. Но была еще и меньшая часть – те, кто находился под командованием граждан адмиралов или, что еще хуже, под контролем комиссаров Госбезопасности, которые отказались признать законность нового правительства.
То, что мантикорцы решили продолжить переговоры, в которые их искусно втянул Сен-Жюст, было, как только что напомнил Тейсман, исключительной удачей. Если бы вместо этого они возобновили активные боевые действия, да еще с учетом огромного технического превосходства их нового вооружения, вся Республика развалилась бы в течении нескольких недель, максимум – нескольких месяцев. В настоящее время Тейсман при поддержке своих командующих флотами Жискара и Турвиля вел жестокую войну на множестве фронтов с меняющимся калейдоскопом противников. У Причарт было много причин для беспокойства. Как президента эта война раздражала её, поскольку мешала сосредоточиться на затянувшихся переговорах со Звездным Королевством. Кроме того, обязанности командующего флотом вынуждали Жискара уже три с лишним года находиться вдалеке от Нового Парижа – и постели некой Элоизы Причарт, – три года за вычетом нескольких недель! Это, признавалась она себе, куда возмутительней, чем любая головная боль от президентского кресла и непрекращающейся войны.
К счастью, её (в отличие от некоторых) никогда особо не беспокоила возможность того, что Тейсман не преуспеет в процессе умиротворения… главное, чтобы манти оставались на месте. Да, большинство его противников не доверяли друг другу ни на йоту, обеспечивая Тому солидное преимущество, но даже эта свистопляска взаимных предательств не позволила бы выжить временному правительству, стоило только мантикорцам возобновить военные действия.
– Я знаю, насколько важно для тебя, Хавьера и Лестера, чтобы мы заговаривали зубы манти, пока вы занимаетесь стрельбой, – помолчав, продолжила Причарт. – Но стрельба уже почти подошла к концу, верно?
– Да, слава Богу. Я ожидаю доклада Хавьера со дня на день и очень удивлюсь, если там не будет сказано, что Микасинович готов сложить оружие.
– Правда? – Причарт заметно оживилась.
Гражданин генерал Сайлас Микасинович был последним из главных оплотов Госбезопасности. Ему удалось сколотить карманную империю из шести звезд, оказавшуюся на удивление крепким орешком.
– Правда, – подтвердил Тейсман и безнадежно махнул рукой. – Боюсь, тебе и его придется амнистировать, как и всех остальных. А жаль. Но если я правильно понимаю, он реалист и понимает, что сейчас единственный его шанс продаться тебе с максимальной выгодой.
– Я куплю его гораздо дороже, чем он заслуживает, – мрачно сказала Причарт. – Лишь бы только он сдал нам все крупные корабли, а затем побыстрее убрался из Республики и больше здесь не появлялся.
– С этим уже можно жить, – согласился Тейсман.
«Особенно если он действительно передаст нам корабли», – подумал он. До сих пор, насколько было известно Тейсману и его подчиненным, ни единому хевенитскому кораблю крупнее линейного крейсера не удалось исчезнуть бесследно. Он прекрасно знал, что отдельные легкие единицы предпочли податься в пираты или стать вне пределов его досягаемости мелкими военными диктаторами, но, во всяком случае, ему удалось предотвратить подобное развитие событий в отношении кораблей стены, и Том собирался сохранять такое положение и впредь.
– А теперь, когда пришел Лестер и разогнал маленькое королевство Карсона, – продолжил он вслух, – осталась лишь горстка отдельных ренегатов вроде Аньелли и Листермана. Дай мне еще четыре месяца – максимум шесть! – и они уже никогда не будут вам досаждать, госпожа президент.
– Я буду только счастлива, – сказала Причарт с улыбкой, затем снова посерьезнела. – Но, в каком-то смысле, если вынести за скобки Микасиновича и остальных, станет только хуже, – продолжила она. – По крайней мере, пока они еще здесь и их корабли стреляют по твоим, я могу пользоваться этим как средством сдерживания чертовых забияк.
– Это ты про Джанколу и его свору? – спросил Тейсман и громко фыркнул, когда президент утвердительно кивнула. – Этот человек – идиот!
– Идиот или нет – кстати, хотя я его не перевариваю, он мне идиотом не кажется, – Арнольд Джанкола вдобавок еще и Госсекретарь, – заметила Причарт. – Не спорю, я назначила его на этот пост только из соображений политической целесообразности и вопреки всему, что я думаю о его бесподобном интеллекте, но работу он получил. И причины, по которым он ее получил, до сих пор остаются в силе.
– Надеюсь, ты не будешь возражать, если я скажу, что меня это не слишком радует, – ответил Тейсман.
– Пожалуй, не буду. Лучше бы этих причин не было, черт побери! – сказала Причарт и недовольно покосилась на экземпляр Конституции, висевший в рамке на стене напротив стола.
На листе красовалась подпись Арнольда Джанколы – в числе подписей прочих делегатов съезда, члены которого торжественно поклялись возродить древнюю славу республики Хевен. Была там и подпись Элоизы Причарт, а вот автографа Томаса Тейсмана не было… и это она считала одной из самых жутких несправедливостей истории.