Он подошел к столу и оперся на дальний его конец.
– А потом это, – старпом обвел рукой помещение. – Станция «Василиск». – Он уставился на свои руки. – Я говорил себе, что это ваша вина, что нас услали сюда из-за вас, – и снова лгал сам себе. И каждый раз для оправдания предыдущей лжи мне приходилось выдумывать новую ложь. Убеждать себя, будто мое бездействие – ваша вина и следование долгу – чушь, вздор, розовые сопли, идеалистическая кадетская чушь, а не реальный мир… – Маккеон снова поднял глаза на Викторию. – Но ведь все было не так, мэм? – спросил он тихо. – В смысле – для вас. Я не знаю, почему Юнг свалил это на вас. Неважно, почему он это сделал. Важно то, что вы не стонали и не плакали, не опускали руки. Вы просто включились и… Вы пинали нас, капитан. Вы теребили нас снова и снова, пока мы не выползли из своих углов, где жалели себя, и не стали снова действовать, как офицеры Королевы. Я прекрасно видел все ваши приемы и хитрости, видел, что вы делали и почему вы это делали, – все время, – и я ненавидел это. Потому что каждый раз, когда вы делали что-то правильное, это в очередной раз доказывало, что вы заслужили пост, которого жаждал я.
Он упал в кресло, глядя на нее через стол, и поднял руку в почти умоляющем жесте.
– Капитан, вы были правы, а я нет. То, что происходит сейчас в этой системе, доказывает вашу правоту, и если вы хотите, чтобы я покинул корабль, я не могу вас винить.
Он наконец умолк, ссутулившись в отчаянии, и Виктория подалась вперед.
– Я не хочу, чтобы вы покидали мой корабль, коммандер, – тихо произнесла она. Он вздернул голову, но она жестом остановила его. – Вы сказали всю правду. Вы свалили на меня дела. Я хотела, чтобы вы пошли мне навстречу, – я так нуждалась в этом! – а вы этого не делали. Казалось, на меня ополчилась одновременно вся галактика, а вы просто сидели в своей раковине, предоставив все мне. Да, коммандер. Бывали дни, когда я с радостью отправила бы вас паковать вещи, с характеристикой, которая навеки приковала бы вас к земле, – если бы у меня не было такой острой нехватки рук и голов, чтобы заменить вас хоть кем-нибудь… – Она выдержала паузу, затем чуть заметно кивнула. – Но, мистер Маккеон, я оказалась бы не права, сделав это. – Он заморгал в изумлении, и она еле уловимо улыбнулась. – Порой мне хотелось вас ударить, или задушить, или откусить вам голову на глазах у всего экипажа, но затем я поняла, что вы стараетесь. Я не знала, в чем ваша проблема, вы делали все не по-моему, но вы старались. Я наблюдала, как вы бились с Рафом над этой программой для модулей, – и вы все сделали прекрасно. Я видела, как вы возитесь с Пановским, как вы вникаете и во все остальные дела корабля – пока это не касается меня. И я кое-что поняла, мистер Маккеон. Кем бы вы ни были, вы не ломовая лошадь. И не простой работяга… Она откинулась на спинку кресла.
– Вы тогда здорово прокололись. Вы действительно подвели меня, корабль, и это могло обернуться катастрофой для всех нас. Но у всех когда-нибудь бывают проколы, мистер Маккеон. Это еще не конец света.
Маккеон долгое молчаливое мгновение смотрел на нее, затем шумно выдохнул и покачал головой.
– Я не могу… – Он остановился и откашлялся. – Вот этого я всегда боялся: я скажу вам, вы узнаете, что я чувствую, и отреагируете именно так, – хрипло произнес он. – Не надерете мне уши, не плюнете в лицо. И это… это пугало меня. Это было бы окончательным доказательством того, что вы по-настоящему заслужили этот пост, а я – нет. Вы понимаете, что я хочу сказать, мэм?
Виктория кивнула, и он кивнул в ответ.
– Глупо, правда? Мне бы и в голову не пришло… ну, я же знаю, что если пацан вроде Кардонеса или Тремэйна сделает ошибку, но осознает, что это ошибка, исправит ее сам, спросит совета, – что он в этом случае молодец, а не дурак… Но я оказался не в состоянии признаться, что проблемы у меня самого. И кто я после этого?
– Ну, мистер Маккеон… Это очень-очень по-человечески.
– Может быть, – устало прошептал Маккеон и снова уставился на свои руки.
Виктория позволила молчанию повисеть несколько секунд, затем прочистила горло.
– Что было, то прошло, – сказала она более твердо. – Не так ли, мистер Маккеон?
– Да, мэм. – Старший помощник выпрямился в своем кресле и кивнул с ответной твердостью. – Да, мэм, прошло.
– Хорошо. – Виктория встала и улыбнулась ему через стол. – Потому что коль скоро это так, мистер старпом, берегитесь! В следующий раз, когда я решу, что вы сачкуете, я дам вам такого пенделя, что вы полетите отсюда до Контроля Василиска в брызгах и копоти! Это ясно, мистер Маккеон?
– Да, мэм.
Он поднялся из своего кресла с улыбкой. Она выглядела неестественно и неуместно на лице, которое так долго было маской, но при этом казалась совершенно правильной.
– Хорошо, – повторила Виктория мягче. Она колебалась всего секунду, потом протянула руку через стол. – В таком случае, коммандер Маккеон, добро пожаловать на борт. С возвращением.
– Спасибо. – Он принял руку и крепко пожал ее. – Как хорошо вернуться… шкипер.
За окном падали крупные пухлые снежинки – словно какие-то молчаливые пушистые призраки в безветренной приполярной ночи. Хэмиш Александер наблюдал за ними сквозь толстый пластик двойных рам и чувствовал спиной гостеприимное тепло камина. Его кабинет располагался в самой старой части Белой Гавани, беспорядочно разросшегося фамильного гнезда Александеров, где сложенные из местного камня стены превышали в толщину два метра. В отличие от некоторых других богатств, камня во времена изначального строительства Белой Гавани хватало. А толстый слой камня служил ничуть не хуже, чем какая-нибудь хитрая инопланетная теплоизоляция.
Хэмиш повернулся к огромному камину и подбросил еще одно полено из местного кедра, не имевшего ничего общего с одноименным деревом на Старой Земле. Пошуровав кочергой уголья, адмирал вновь взглянул на стенные часы. Прошло уже двенадцать минут компенсора – почти половина этого двадцатисемиминутного полуночного «часа», введенного с целью приспособить мантикорские сутки, составлявшие двадцать два часа сорок пять минут, к использованию Стандартных, то есть земных, временных единиц. Хемиш пребывал в некотором недоумении. Даже с учетом разницы в часовых поясах – необычно для брата вызывать его так поздно, и уж тем более необычно оговорить точное время звонка.
Словно в ответ на его мысли, на столе запищал ком. Адмирал торопливо уселся в огромное, обитое кожей кресло, более земного века назад заказанное еще его прапрадедом у ремесленников из Системы Сандалового Дерева, – и включил связь.
На экране возникло лицо младшего брата.
– Привет, Хэмиш, – произнес Великолепный Вильям Мак-Лейш Александер.
– Привет, Вилли. – Александер опустил спинку кресла и скрестил ноги. – Чему обязан таким удовольствием?
– Твоей коммандерше Харрингтон, – ответил Вильям, вопреки обычной своей манере сразу переходя к делу.