Она умолкла и сложила приказ, даже не взглянув на экран. В течение почти пяти сотен земных лет капитаны при вступлении в должность произносили на кораблях Флота Мантикоры нечто подобное. Прочитав вслух эту высокопарную и не слишком длинную формулу, Харрин-гтон приобрела полную власть над экипажем, обязав его членов повиноваться ей под страхом смерти.

– Мистер старший помощник, – обратилась она к Маккеону официальным тоном, – я принимаю командование.

– Капитан, – ответил Маккеон столь же официально, – вы приняли командование.

– Благодарю. – Виктория посмотрела на квартирмейстера, находившегося в другом углу рубки, и прочитала имя на нагрудном жетоне. – Мистер Браун, сделайте, пожалуйста, пометку в бортжурнале. – Она вновь повернулась к интеркому. – Я не стану отвлекать вас торжественными речами. Нам слишком много надо сделать, а времени у нас в нынешней ситуации слишком мало. Прошу всех вернуться к своим делам.

Харрингтон снова коснулась кнопки. Экраны интеркомов погасли, и она опустилась в удобное, идеально подходящее для человеческого тела кресло – теперь ее собственное кресло. Нимиц, обиженно дернув хвостом, скользнул к ней на плечо. Капитан жестом пригласила Маккеона сесть напротив.

Рабочая суета возобновилась.

Когда высокий, крепко сбитый старпом пересекал рубку по направлению к указанному месту, взгляд его серых глаз на мгновение встретился с карими глазами Виктории – как ей показалось, с легким намеком на неудовольствие… или даже с вызовом. Мысль эта удивила ее, но тем не менее лейтенант-коммандер протянул руку в традиционном приветствии новому капитану и произнес глубоким, ровным голосом:

– Добро пожаловать на борт, мэм. Боюсь, в данный момент здесь царит некоторая неразбериха, но мы почти укладываемся в расписание, а хозяева дока обещали мне еще две ремонтные бригады со следующей вахты.

– Хорошо. – Виктория пожала ему руку, затем прошла вместе с ним к распотрошенной секции огневого контроля. – Я, признаться, пребываю в некотором недоумении, мистер Маккеон. Адмирал Курвуазье предупредил меня о капитальном переоборудовании судна, но ни о чем подобном не упоминал. – Она кивнула на вскрытые пульты и размотанные кабели.

– Боюсь, у нас не было выбора, мэм. В других обстоятельствах при установке энергетических торпед мы могли бы ограничиться изменениями в программном обеспечении, но гравикопье при работе использует всю инженерную систему целиком. Ему требуется прямое соединение с главной системой управления.

– Гравикопье? – Виктория не повысила голоса, но Маккеон уловил нотку удивления и в свою очередь удивленно приподнял брови.

– Да, мэм. – Он помедлил. – Разве вам никто не говорил?

– Нет, не говорил. – Губы Виктории сложились в нечто похожее на улыбку, и она, неторопливо сложив руки за спиной, спросила: – Сколько и какого бортового вооружения нам это стоило?

– Всех четырех гамма-лазерных установок. Маккеон заметил, что ее плечи слегка напряглись.

– Понимаю. И вы, если не ошибаюсь, упомянули энергетические торпеды?

– Да, мэм. Верфь заменила – вернее, заменяет – ими все бортовые ракетные шахты, кроме двух.

– Все, кроме двух?

Этот вопрос прозвучал жестче, и Маккеон испытал приправленное горечью удовлетворение. Неудивительно, что она так расстроена. Ее даже не предупредили! А уж он-то как расстроился, узнав о затее командования.

– Да, мэм.

– Понимаю, – повторила Виктория и вздохнула. – Очень хорошо, старпом, что нам оставили?

– У нас все еще имеются лазеры-тридцатки, по два на каждом борту, плюс ракетные пусковые. После переоборудования у нас появится гравикопье и четырнадцать торпедных генераторов. Оружие преследования осталось без изменений: две ракетные шахты и спинальный лазер-шестидесятка.

«У нее отличный самоконтроль, – заключил старпом, – даже не поморщилась. Совершенно».

Энергетические торпеды представляли собой быстродействующее разрушительное оружие, от которого очень трудно защититься… но совершенно бесполезное против цели, имеющей силовой барьер военного образца. Данный факт, очевидно, и послужил причиной, по которой на «Бесстрашном» установили гравикопье. Правда, хотя гравикопье и выжигало (как правило) у противника генераторы силовых барьеров, срабатывало оно медленно и действовало на очень короткой дистанции.

– Понимаю, – в который раз произнесла капитан Харрингтон и чуть тряхнула головой. – Очень хорошо, мистер Маккеон. Уверена, что отрываю вас от дел куда более важных, чем разговоры со мной. Мой багаж уже доставили?

– Да, мэм. Ваш ординарец проследил за этим.

– В таком случае я буду у себя в каюте, если понадоблюсь. Просмотрю корабельные журналы. Я собираюсь пригласить офицеров поужинать сегодня вечером – не вижу смысла отвлекать их сейчас от обязанностей ради процедуры знакомства. – Она помолчала, как будто ей в голову пришла новая мысль, затем взглянула на старпома. – До того я хотела бы пройтись по кораблю и понаблюдать, как продвигается работа. Удобно ли вам будет сопровождать меня в четырнадцать ноль-ноль?

– Конечно, капитан.

– Спасибо. Увидимся позже. – Виктория кивнула и, не оглядываясь, покинула рубку.

Глава 2

Виктория Харринггон вздохнула, отодвинулась от компьютера и потерла переносицу. Неудивительно, что Курвуазье проявил такую скрытность, говоря об этом треклятом переоборудовании. Ее старый наставник слишком хорошо знал свою ученицу. Адмирал предвидел реакцию Виктории, сообщи он правду во всех подробностях, а в его планы не входило позволить ей потерять командование первым в жизни крейсером из-за вспышки мимолетной ярости.

Она встряхнулась и встала, чтобы потянуться. Нимиц приподнял голову и собрался покинуть свой мягкий насест, устроенный для него, по просьбе Виктории, ее новым ординарцем. Харрингтон махнула коту рукой, издав при этом звук, означавший, что ей надо подумать, и зверь, насторожившись и тихонько мявкнув в ответ, угнездился на прежнем месте.

Капитанская каюта «Бесстрашного», обладавшего массой покоя в девяносто тысяч тонн, казалась огромной по сравнению с апартаментами «Соколиного Крыла», но, с точки зрения планетарного жителя, выглядела тесной каморкой. Виктория давным-давно отвыкла мерить жилое пространство планетарными стандартами. А теперь у нее имелась даже собственная столовая, где в случае официального приема могли разместиться все офицеры крейсера, – настоящая роскошь для военного корабля.

Созерцание каюты, однако, не улучшило настроения, омраченного страшными увечьями, наносимыми ее чудному кораблику верфями «Гефеста».

Харрингтон поправила золотую пластину, укрепленную на выступе над рабочим столом. На полированном металле отпечатался чей-то палец, и женщина, ощутив знакомое ироническое самодовольство, наклонилась и стерла отпечаток рукавом. Пластинка путешествовала вместе с ней с корабля на корабль, на планеты и обратно в космос в течение двенадцати с половиной лет, и, потеряйся она, Виктория не находила бы себе места. Это был ее талисман. Ее тотем. Виктория нежно провела кончиком пальца по длинному, сужающемуся к концу крылу планера, выгравированному на золоте. Вспомнив тот день, когда она, приземлившись, узнала, что установила новый рекорд Академии – до сих пор не побитый! – по совокупности высоты подъема, продолжительности полета и выполнению фигур высшего пилотажа, Харрингтон улыбнулась.