Никто больше не отозвался, и даже Клинкскейлс неловко отвернулся. Ненависть и презрение Джареда к Масаде всегда были очень явно выражены, но никакая риторика не могла прикрыть незащищенности Грейсона. Но хотя все они знали, что резкие утверждения Джареда – чепуха, ни у кого не хватало воли или мужества заявить об этом вслух, и Бенджамин Мэйхью оглядел зал Совета с растущим отчаянием.
Филипс и Адамс с самого начала возражали против договора с Мантикорой, как и Джаред и Клинкскейлс, хотя после отбытия Харрингтон Филипс, похоже, начал подпадать под влияние Курвуазье. Большая часть Совета осторожно соглашалась с Прествиком и Томпкинсом в том, что союз важен для выживания Грейсона. Но это было тогда, когда атака Масады казалась просто возможной. Теперь она стала реальностью, и уничтожение их флота наполнило многих советников ужасом. То, что презираемые ими отсталые масадцы каким-то образом заполучили современные военные технологии, только увеличило панику, а паника заставляла людей думать эмоциями, а не разумом.
Несмотря на отчаянность их положения, Прествик знал, что если сейчас опросить Совет, то большинство, несомненно, отвергнет требования капитана Харрингтон. Протектор почувствовал, как эта уверенность наполняет его унынием, но тут неожиданный голос выступил в поддержку здравого смысла.
– Простите меня, брат Джаред, – мягко сказал преподобный Хэнкс. – Вы знаете мою точку зрения на предлагаемый союз. На примере Масады церковь научилась не вмешиваться со своей волей в политические решения, но я, как и многие верующие, сомневался в мудрости столь близкого союза с государством, чьи основные верования так сильно отличаются от наших. Но это было тогда, когда наши силы и силы Масады были почти равны.
Джаред взглянул на преподобного так, словно его предали, но Хэнкс тихо продолжил:
– Я не сомневаюсь, что вы и ваши рабочие будете сражаться храбро, и все вы с радостью умрете за свой народ и свою веру, но вы все-таки умрете. А с вами умрут наши жены и дети. Масада всегда говорила о своей готовности уничтожить все живое на Грейсоне, если только так можно очистить планету от нашего отступничества. Мы вынуждены поверить, что они действительно имеют в виду именно это. А если так, брат Джаред, то выбора у нас только три: любым способом добиться поддержки иностранки и ее эскадры, сдать Масаде все, что мы любим и чтим, или умереть.
После того как духовный вождь Грейсона свел стоящую перед ними проблему к такому выбору, в комнате воцарилось молчание. Многие советники после слов Хэнкса выглядели более потрясенными, чем тогда, когда узнали об уничтожении флота, и Бенджамин Мэйхью с волнением почувствовал, что он находится у Рубикона.
Уже столетие Совет потихоньку отнимал полномочия у протектората, связывая каждого нового Протектора все большим количеством ограничений. Бенджамин был всего лишь символической фигурой, но он прекрасно знал, что в глазах граждан Грейсона Протектор сохраняет куда большее значение, чем Совет. А теперь собравшимся в этой комнате следовало принять решение, которого они хотели избежать. Они застыли, и их превосходство над Протектором было хрупким, как лед, а капитан Хонор Харрингтон дала ему в руки молоток.
Он глубоко вдохнул и ударил этим молотком.
– Господа. – Он встал с властным видом, которого советники никогда раньше не видели. – Решение слишком серьезно, и у нас слишком мало времени для бесконечных споров. Я встречусь с капитаном Харрингтон.
Вокруг стола пробежали вздохи удивления и возмущения, но он продолжил тем же твердым голосом:
– При данных обстоятельствах для меня как Протектора Грейсона было бы преступлением не принять все возможные меры. Я встречусь с капитаном Харрингтон, и если ее требования не являются полностью неразумными, я приму их от имени Грейсона.
Говард Клинкскейлс и его двоюродный брат застыли в ужасе, и он повернулся, встретившись взглядом с Джаредом.
– Я понимаю, что многие из вас не согласятся с моим решением, и принять его было для меня нелегко. Подчиняться ультиматумам всегда нелегко. Однако мое решение окончательное. Я считаю, однако, что мы сможем добиться представления разных точек зрения, перенеся эту встречу в семейную обстановку. Я приглашу капитана Харрингтон поужинать со мной и моей семьей, и это приглашение относится и к тебе, Джаред.
– Нет! – Джаред Мэйхью вскочил на ноги, с гневом глядя на своего двоюродного брата. – Я никогда не преломлю хлеб с женщиной, которая плюет на все, во что я верю!
Бенджамин посмотрел на него, надеясь, что по лицу не заметна его боль. Они всегда дружили, несмотря на все различия во взглядах. Мысль о том, что теперь эти различия разведут их в разные стороны, больно ударила ему в сердце, но встретиться с капитаном мантикорцев было необходимо. Этого требовало выживание его планеты, и он уже чувствовал, как вокруг него менялась политическая структура Грейсона. Если он будет колебаться, то потеряет и шанс на создание новой, более прогрессивной основы для власти, и свою родную планету.
– Мне жаль, что ты так считаешь, Джаред, – тихо сказал он. – Нам будет тебя не хватать.
Джаред с искаженным гримасой лицом развернулся и вылетел из зала Совета. Советники беспокойно зашевелились, осуждая открытое нарушение протокола, но Бенджамин заставил себя не обращать внимания.
– Итак, господа, думаю, на этом мы закончим обсуждение.
Он развернулся и ушел через дверь, ведущую в его личные апартаменты во дворце. Застыв, советники наблюдали за его уходом, и когда за ним закрылась дверь, они почувствовали, что ушел и их собственный контроль над правительством.
* * *
На коммуникаторе в дальней комнате служебных помещений магазинчика изображения не было. Вынужденная мера безопасности, но она означала также, что человек, отвечавший на вызов, не мог быть уверен, что это не ловушка. Он глубоко вздохнул.
– Алло?
– Мы не потерпим повторения Мерзости Запустения, – сказал знакомый голос.
– И мы не убоимся поражения, ибо весь мир принадлежит Господу, – ответил он и расслабился. – Чем могу вам служить, Маккавей?
– Настало время вернуть себе Храм, брат. Протектор встретится в неофициальной обстановке с богохульницей, которая командует мантикорской эскадрой.
– С женщиной?! – ахнул хозяин магазинчика.
– Именно. Но на этот раз святотатство послужит Божьему делу. Его решение будет объявлено в течение часа. Перед тем как это случится, вы должны собрать свою команду. Все готово?
– Да, Маккавей! – Ужас хозяина превратился в совершенно другое чувство, и глаза заблестели.
– Отлично. Через сорок пять минут я свяжусь с вами и снабжу окончательными инструкциями, паролями и отзывами, которые вам понадобятся. После этого Божье дело будет в ваших руках, брат.
– Я понимаю, – прошептал хозяин магазинчика. – Мы с моей командой не подведем вас, Маккавей. Этот мир принадлежит Богу.
– Этот мир принадлежит Богу, – повторил безликий голос. Потом послышались щелчок и гудение.