— Так или иначе, — оживленно продолжала Хонор, — мне все-таки нужен спарринг-партнер, и если вы не против…
— Конечно, мэм, сочту за честь.
— Отлично!
Хонор протянула ему руку, и он с улыбкой пожал ее. Она улыбнулась в ответ, но затем посмотрела ему в глаза и замерла. Что-то непривычное для себя увидела она в этих глазах. Она не могла точно определить, что именно, но вдруг осознала, как намок и прилип к телу тонкий купальник. Она почувствовала, как снова вспыхнуло ее лицо, и, опуская руку, спрятала глаза, ощутив неожиданную неловкость.
Он, казалось, тоже почувствовал нечто похожее, потому что в легком замешательстве отвел взгляд в сторону. На секунду между ними повисла тишина. Наконец он откашлялся:
— Кстати, леди Хонор, — произнес он со странным оттенком в голосе. — Я все это время хотел извиниться перед вами за то, что произошло на «Василиске». Я…
— Нет необходимости извиняться, капитан.
— Думаю, что есть, мэм, — возразил тихо Тэнкерсли. Он снова смотрел серьезно.
— Нет, не надо, — твердо сказала она. — Вы оказались впутанным в старинную вражду. И, конечно, вы ничего не могли с этим поделать и уж никак не могли предотвратить.
— Но я все время чувствовал себя из-за этого так гнусно. — Тэнкерсли опустил глаза. — Понимаете, я подписал запрос капитана Юнга о переоборудовании еще до того, как мы узнали, что на станцию должен прибыть кто-то еще. Все старшие офицеры тоже.
Хонор замерла. Она удивлялась, почему Юнга не сняли с должности за то, что он фактически бросил станцию. Теперь она поняла. Он, по всей видимости, заранее узнал о ее назначении на «Василиск» и предпринял шаги, чтобы подстраховаться. Он с самого начала решил свалить на нее ответственность за пикет. Но капитан, который без достаточных оснований увел свой корабль с боевого поста, должен был иметь серьезнейшие проблемы с оборудованием, чтобы оправдать свой уход. Однако если его старшие офицеры согласились с тем, что корабль нуждается в ремонте, Устав предписывает просить разрешения старшего офицера пикета вернуться на верфь. Если разрешение вышеупомянутого офицера получено, Юнг не мог быть осужден за самовольный уход со станции… даже если впоследствии выяснилось, что никакого срочного ремонта и переоборудования не требовалось. А поскольку Павел Юнг сам был старшим офицером на станции «Василиск», формально он вправе завизировать собственный «запрос» — и оставить Хонор одну и без поддержки, не нарушив буквы Устава.
Но, несмотря на семейные связи, его карьере пришел бы конец после всего случившегося, если бы запрос о ремонте он послал единолично, без одобрения офицеров.
— Понимаю, — произнесла она после минутного молчания.
Взяв полотенце, она вытерла волосы и повесила его на шею, чтобы прикрыть грудь. Тэнкерсли стоял молча, выпрямившись, но опустив глаза. Она протянула руку и слегка коснулась его плеча.
— Я понимаю, — повторила она, — но вот чего не могу понять, капитан, так это причины, по которой вы так сурово себя судите. — Она почувствовала, как дрогнуло под пальцами плечо, и слегка сжала его, перед тем как убрать руку. — Когда вы подписывали его запрос, вы же не могли знать, что произойдет.
— Нет, — тихо сказал он, вздохнув, и повернулся к ней спиной. — Нет, мэм, я не понимал, что я делал. Вообще-то я знал, что между вами существует неприязнь. Я не знал только, по какой причине, — добавил он поспешно, — но, как я уже сказал, я не подозревал о вашем прибытии, когда подписывал его запрос. Мне следовало догадаться, что он что-то затевает, но мне даже в голову не приходило задуматься, что именно. Полагаю, за это я себя и осуждаю. Я хорошо знал его и должен был почувствовать неладное, но, по правде говоря, все, чего я хотел, — это убраться с «Василиска» куда угодно!
— Ну а это, — сказала Хонор, несколько принужденно рассмеявшись, — я понять могу! Мне и самой туда страшно не хотелось, а вы ведь проторчали там… Сколько? Целый земной год?
— Почти, — ответил он более естественным тоном, и рот сам собой растянулся в усмешке. — Думаю, самый длинный год в моей жизни.
— Представляю. Но, серьезно, я не осуждаю вас или кого-то еще, кроме Юнга, и вам тоже не следует этого делать.
— Как прикажете, миледи.
Широкоплечий капитан неожиданно церемонно поклонился. Это должно было заставить Хонор ощутить нелепость ситуации — ведь она стояла, возвышаясь над Тэнкерсли на целую голову, в мокром купальном костюме… Однако неловкости она не почувствовала.
— Ну, хорошо! — сказала она. — Вы хотели позаниматься, а мне надо возвращаться к моим бумажкам. Когда вы будете свободны для поединка?
— Было бы хорошо завтра, в двенадцать ноль-ноль. — В его голосе послышалось облегчение оттого, что она сменила тему. — У меня запланировано начало работ по съему панелей внешнего корпуса под третьим энергоблоком для первичного осмотра. Так что я буду здесь, но освобожусь только к обеду.
— Отлично! Тогда увидимся в двенадцать ноль-ноль, капитан Тэнкерсли, — сказала Хонор, кивнув, и направилась к душевой кабине. За ней по пятам следовал Нимиц.
Линейный крейсер «Непобедимый» лег на курс и начал набирать ускорение. Капитан Маргарита Домье, ничем не проявляя напряжение внешне, сидела в командирском кресле, руководя учебными стрельбами временно сформированного дивизиона. Но Хонор догадывалась, что внутренне она гораздо менее спокойна, чем снаружи: атмосфера в капитанской рубке «Непобедимого» была накалена до предела.
Хонор почесала Нимица за ухом, стараясь сохранить безучастное выражение лица. Она сидела позади командирского кресла и молча сравнивала команду Домье с собственной. Домье уже более года руководила «Непобедимым», и ее люди действовали с такой отработанной четкостью, к достижению которой команда «Ники» могла пока только стремиться. Но не это было для Хонор главным. В отличие от команды «Непобедимого», дивизион работал из рук вон плохо.
Это не было виной Домье. Собственно, ничьей вины в этом не было. Ни один из трех кораблей никогда прежде не участвовал в совместных маневрах, и им, естественно, трудно было координировать свои действия. «Нетерпимый» попросту не заметил изменение курса флагмана и продолжал двигаться в прежнем направлении с ускорением триста восемнадцать g больше девятнадцати секунд, прежде чем капитан Тринх понял, что произошло.
Хонор была очень рада, что находится сейчас не в той капитанской рубке и не видит его реакции. Она уже приготовилась к тому, что Сарнов свяжется с несчастным нарушителем и оторвет ему голову. Но адмирал только поморщился и стоял, молча глядя на экран, пока Тринх сломя голову возвращался в строй.
Это была самая впечатляющая, но, конечно, не единственная ошибка за день. Большинство просчетов обычный наблюдатель попросту не заметил бы, но они были совершенно очевидны для тех, кто пытался выполнить задание. Несмотря на большие размеры, линейные крейсера были слишком легко вооружены, чтобы противостоять стене линейных кораблей отвечая залпом на залп. Имея дело с более мощным противником, они должны были полагаться на абсолютное превосходство в тактике маневрирования. Те же качества требовались им и в схватках с меньшими по размеру кораблями, их обычными жертвами, потому что крейсера и эсминцы развивали большее ускорение и были быстрее в управлении. К несчастью для капитанов адмирала Сарнова, их способность действовать как единое целое была заметно ниже обычных стандартов флота, как бы хороши они ни были по отдельности.