Проигнорировав протянутую руку, Уорнер поставил свой вещевой мешок на палубу и воззрился на начальника караула ледяными светло-карими глазами. Губы Кэслета скривились, зубы обнажились в презрительной улыбке, больше походившей на хищный оскал.
– Да, я гражданин коммандер Кэслет. А ты кто?
Голос его был еще холоднее взора, а ярость придавала смелости. Лейтенант госбезопасности злобно прищурился, но взял себя в руки: холодная усмешка Кэслета выдавала гнев, но не указывала на страх. Возможно, этот человек находится на пути к гибели, но сам, похоже, этого не осознает… и не все слухи оказываются правдивыми. Кто знает, вдруг этого Кэслета ждет не погибель, а повышение. А между тем он является начальником оперативного отдела второго по значению флотского формирования в Республике. Если этот малый не сгинет, то по возвращении сможет нашептать многое в уши весьма влиятельных людей, а судя по взгляду, он не из тех, кто забывает обиды. На всякий случай лучше с ним не ссориться.
– Гражданин лейтенант Янсецкий, гражданин коммандер, – ответил он более четко, а когда Кэслет кивнул, вытянулся почти по стойке «смирно». Его даже подмывало козырнуть, однако такой жест послужил бы признанием, что это следовало делать в самом начале… и что Кэслет заставил его оробеть.
– Мне нужно проверить ваше удостоверение, гражданин коммандер, – сказал он извиняющимся тоном.
Кэслет неторопливо полез за пазуху и вручил документы Янсецкому. Уловив растерянность своего командира, рядовые караульные встали по стойке «смирно», и Уорнер преисполнился гордостью: он сумел-таки осадить этих костоломов.
Быстро проведя идентификацию, дежурный офицер вернул удостоверение Кэслету. Тот выдержал нарочитую паузу, снова смерив лейтенанта холодным взглядом, после чего, убрав документы во внутренний карман, сказал:
– Ну что ж, гражданин лейтенант Янсецкий, поскольку выяснилось, что я это я, может быть, здесь найдется кто-то, кому известно, чем мне, собственно говоря, предстоит заняться?
– Так точно, гражданин коммандер. Ваш сопровождающий направляется сюда, и я ожидаю… а, вот и он.
Янсецкий с видимым облегчением на лице поманил вышедшего из межпалубного лифта старшину.
– Гражданин главстаршина Томас проводит вас в вашу каюту, – сказал он.
– Спасибо, – прохладно, но учтиво ответил Кэслет, после чего повернулся к подошедшему главстаршине.
– Гражданин коммандер Кэслет? – спросил тот, отдав честь.
Уорнер козырнул и кивнул.
– Прошу следовать за мной: мне поручено помочь вам устроиться, – сказал Томас, подхватив два из трех вещевых мешков, доставленных по багажной трубе, пока Кэслет разговаривал с Янсецким.
– Спасибо, гражданин главный старшина, – отозвался Уорнер куда с большей теплотой, чем при общении с офицером, и, вскинув на плечо третий вещмешок, двинулся за Томасом к лифту.
Старшина производил впечатление человека служившего и неплохо в настоящем, боевом флоте. Кэслету оставалось лишь гадать, что могло побудить его перейти оттуда… сюда.
Однако от вопросов он воздержался. Отчасти потому, что это не его дело, отчасти же опасаясь услышать ответ, который ему не понравится. Он знал, что некоторые вполне порядочные люди – например Ле Пик – стали народными комиссарами, а стало быть, с юридической точки зрения, старшими офицерами госбезопасности, поскольку искренне верили в правоту дела Комитета, – и Уорнер, даже считая, что они заблуждаются, уважал их выбор. Однако он просто представить себе не мог достойного мотива, способного подвигнуть кого-то – кого угодно! – вступить во вспомогательные войска БГБ, то есть в карательные отряды.
Отведенная Кэслету каюта оказалась меньше, чем помещение, полагавшееся офицеру такого ранга на боевом корабле, но по крайней мере его не упрятали в застенок. Правда, подумал он, поблагодарив Томаса и начав раскладывать вещи с привычной ловкостью человека, за двадцать лет службы привыкшего к переводам с корабля на корабль, обольщаться и расслабляться не стоит. Система Цербера находилась на расстоянии более ста шестидесяти восьми световых лет от Барнетта. Даже у линейного крейсера такой путь занимал почти месяц в одну сторону – время более чем достаточное, чтобы Рэнсом могла, если ей заблагорассудится, бросить его в камеру. И если не взять себя в руки и, по крайней мере, не притвориться «хорошим мальчиком» именно это она и сделает. Шансы вернуться с Аида весьма невелики.
Кисло усмехнувшись, Кэслет заставил себя думать о нынешней ситуации как о тактической задаче, решение которой требует контроля над эмоциями. В конце концов, он умел владеть собой в боевой обстановке, а стало быть, соответствующий настрой мог помочь ему и сейчас. Жаль, конечно, что приходится думать о Корделии Рэнсом и БГБ как о врагах: может быть, это и выручит в отдельных эпизодах, но может завести очень далеко. Туда, откуда не возвращаются.
Уорнер уже почти закончил распаковываться, когда прозвучал сигнал коммуникатора. Коммандер с недовольством посмотрел на аппарат: прямо с дороги втягиваться в здешние дела ему вовсе не улыбалось, однако попытка уклониться была бы нелепым ребячеством. Вздохнув, он нажал клавишу.
– Гражданин коммандер Кэслет? – четко произнесла появившаяся на экране женщина в черно-красной униформе.
Уорнер кивнул.
– Очень приятно, я гражданка коммандер Лоуэлл, старший помощник. Капитан Владович приказал проследить за тем, как вы устроились.
– Спасибо за заботу, – отозвался Кэслет, подозревавший, что Владович испытывает к нему столько же симпатии, сколько он – ко всему Бюро государственной безопасности.
– Кроме того, – продолжила Лоуэлл, – мне приказано передать, что гражданка член Комитета Рэнсом и капитан Владович намереваются вскоре произвести первый допрос пленных и желали бы произвести его в вашем присутствии.
– Понятно, гражданка старший помощник, – ответил Кэслет, радуясь тому, что с ним пока обращаются учтиво. Впрочем, они могли себе это позволить.
– В таком случае, гражданин лейтенант Янсецкий – полагаю, вы познакомились? – проводит вас на допрос примерно через полчаса.
– Спасибо, – снова сказал Кэслет, и гражданка коммандер Лоуэлл, любезно кивнув, отключила связь.
Несколько мгновений Уорнер таращился на пустой экран, потом покачал головой.
– Янсецкий, – проворчал он. – Замечательно. Интересно, он так же счастлив видеть меня, как я его?
Экран не ответил, и Кэслет, все еще качая головой, продолжил раскладывать вещи.
* * *
– Ну и ну! Только глянь, что за драную кошку приволокли!
Хонор не повернулась и даже не покосилась в сторону человека, выкрикнувшего оскорбление. Она молча смотрела прямо перед собой, на голый, окрашенный в серый цвет коридор. Люди есть люди, и среди граждан любой звездной державы непременно найдутся смутьяны и нарушители дисциплины. Соответственно, на каждом корабле имелся тюремный трюм, но трюм этого корабля был гораздо больше любого, какой ей доводилось видеть прежде. Весь его антураж – тусклое, неровное освещение, серые переборки, острый запах дезинфицирующих средств – имел своей целью ввергнуть узников в уныние и подавить их волю.