— На Олтемонта мне денег не жалко. Отлично работает. Пусть я плачу ему много, зато он поставляет «настоящий товар», по его собственному выражению. Кроме того, он вовсе не изменник. Уверяю вас, что касается отношения к Англии, то наш самый прогерманский юнкер — нежный голубок по сравнению с озлобленным американским ирландцем.
— Вот как! Он американский ирландец?
— Послушали бы, как он говорит, у вас не осталось бы на этот счет сомнений. Поверите ли, иной раз я с трудом его понимаю. Он словно бы объявил войну не только Англии, но и английскому языку. Вы в самом деле больше не можете ждать? Он должен быть с минуты на минуту.
— Нет. Очень сожалею, но я и так задержался. Ждем вас завтра рано утром. Если вам удастся пронести папку с сигнальными кодами под самым носом у герцога Йоркского [24] , можете считать это блистательным финалом всей вашей английской эпопеи. Ого! Токайское! Он кивнул на тщательно закупоренную, покрытую пылью бутылку, стоявшую на подносе вместе с двумя бокалами.
— Позвольте предложить вам бокал на дорогу?
— Нет, благодарю. А у вас, по-видимому, готовится кутеж?
— Олтемонт — тонкий знаток вин, мое токайское пришлось ему по вкусу. Он очень самолюбив, легко обижается, приходится его задабривать. Да, с ним не так-то просто, смею вас уверить.
Они снова вышли на террасу и направились в дальний ее конец, — и тотчас огромная машина барона, стоявшая в той стороне, задрожала и загудела от легкого прикосновения шофера.
— Вон то, вероятно, огни Хариджа, — сказал секретарь, натягивая дорожный плащ. — Как все выглядит спокойно, мирно. Через какую-нибудь неделю здесь загорятся другие огни, английский берег утратит свой идиллический вид. Да и небеса тоже, если наш славный Цеппелин сдержит свои обещания. А это кто там?
В доме свет горел только в одном окне — там за столом, на котором стояла лампа, сидела симпатичная румяная старушка в деревенском чепце. Она склонилась над вязаньем и время от времени прерывала работу, чтобы погладить большого черного кота, примостившегося на табурете возле нее.
— Марта, служанка. Только ее одну я поставил при доме.
Секретарь издал смешок.
— Она кажется олицетворением Британии — погружена в себя и благодушно дремлет. Ну, фон Борк, au revoir.
Махнув на прощание рукой, он вскочил в машину, и два золотых конуса от фар тут же рванулись вперед в темноту. Секретарь откинулся на подушки роскошного лимузина и настолько погрузился в мысли о назревающей европейской трагедии, что не заметил, как его машина, сворачивая на деревенскую улицу, чуть не сбила маленький «фордик», двигавшийся навстречу.
Когда последнее мерцание фар лимузина угасло вдали, фон Борк медленно направился обратно к себе в кабинет. Проходя по саду, он заметил, что служанка потушила лампу и пошла спать. Молчание и тьма, заполнившие просторный дом, были для фон Борка непривычными — семья его со всеми чадами и домочадцами была большая. Он с облегчением подумал, что все они в безопасности, и если не считать старухи служанки, оставленной хозяйничать на кухне, во всем доме он теперь один. Перед отъездом предстояло еще многое привести в порядок, кое-что ликвидировать. Он принялся за дело и работал до тех пор, пока его красивое, энергичное лицо не раскраснелось от пламени горящих бумаг. Возле стола на полу стоял кожаный чемодан — фон Борк начал аккуратно, методически укладывать в него драгоценное содержимое сейфа. Но тут его тонкий слух уловил шум движущегося вдали автомобиля. Он издал довольное восклицание, затянул на чемодане ремни, закрыл сейф и поспешно вышел на террасу. Как раз в эту минуту у калитки, сверкнув фарами, остановился маленький автомобиль. Из него выскочил высокий человек и быстро зашагал навстречу барону; шофер, плотный пожилой мужчина с седыми усами, уселся на своем сиденье поудобнее, как видно, готовясь к долгому ожиданию.
— Ну как? — спросил фон Борк с живостью, кидаясь бегом к приезжему.
Вместо ответа тот с торжествующим видом помахал у себя над головой небольшим свертком.
— Да, мистер, сегодня вы останетесь довольны! — крикнул приезжий. — Дело выгорело.
— Сигналы?
— Ну да, как я и писал в телеграмме. Все до единого — ручная сигнализация, сигналы лампой, маркони — само собой, копии, не оригиналы: было бы уж очень опасно. Но товар стоящий, можете положиться.
Он с грубой фамильярностью хлопнул немца по плечу. Тот нахмурился.
— Входите, я дома один, — сказал он. — Копии, безусловно, лучше, чем оригиналы. Если бы исчезли оригиналы, тотчас все коды заменили бы новыми. А как с этими копиями, полагаете, все в порядке?
Войдя в кабинет, американский ирландец уселся в кресло и вытянул вперед длинные ноги. Ему можно было дать лет шестьдесят — очень высокий, сухопарый, черты лица острые, четкие; небольшая козлиная бородка придавала ему сходство с дядей Сэмом, каким его изображают на карикатурах. Из уголка рта у него свисала наполовину выкуренная, потухшая сигара; едва усевшись, он тотчас ее разжег.
— Собираетесь давать ходу? — заметил он, осматриваясь. Взгляд его упал на сейф, уже не прикрытый занавесью. — Послушайте-ка, мистер, неужто вы храните в нем все ваши бумаги?
— Почему бы нет?
— Шут возьми — в этаком-то ящике? А еще считаетесь шпионом высшего класса. Да любой воришка-янки вскроет его консервным ножом. Знай я, что мои письма брошены в такой вот сундук, я бы не свалял дурака, не стал бы вам писать.
— Ни одному воришке с этим сейфом не справиться, — ответил фон Борк. — Металл, из которого он сделан, не разрежешь никаким инструментом.
— Ну, а замок-то?
— Замок особый, с двойной комбинацией, понимаете?
— Ни черта не понимаю.
— Чтобы открыть такой замок, требуется знать определенное слово и определенное число. — Фон Борк поднялся и показал на двойной диск вокруг замочной скважины. — Внешний круг для букв, внутренний — для цифр.
— Здорово, здорово!
— Не так-то просто, как вы думали. Я заказал его четыре года назад, и, знаете, какие я выбрал слово и число?
— Понятия не имею.
— Так вот, слушайте: слово — «август», а число — 1914, поняли?
Лицо американца выразило восхищение.
— Вот это ловко, ей-Богу! То есть в самый раз угадали! — воскликнул он удивленно.
— Да, кое-кто из нас мог уже тогда предвидеть точную дату. Ну вот, теперь время пришло, и завтра утром я свертываю все дела.
— Послушайте, мистер, вы и меня должны отсюда вытащить. Я в этой растреклятой стране один не останусь. Видать, через неделю, а то и раньше Джон Буль встанет на задние лапы и начнет бушевать. Я предпочитаю поглядывать на него с бережка по ту сторону океана.