— Однако она весьма бережно сохранила ваш ответ?
— Да. Я была удивлена, услышав, что она держала его в руке, уже будучи мертвой.
— Ну и что же произошло потом?
— Я пришла, как и обещала. Когда я подходила к мосту, она ждала меня. Только теперь я почувствовала, как бедняжка ненавидит меня. Она словно обезумела — я думаю, что она действительно была сумасшедшая, но притом чрезвычайно коварная и хитрая. Как же иначе она могла спокойно видеть меня, в душе испытывая такую бешеную ненависть? Я не могу повторить, что она тогда мне сказала. Она выплеснула всю свою жгучую ярость в ужасных словах. Я даже не отвечала — не могла. Страшно было ее видеть. Я заткнула уши и бросилась бежать. Когда я убегала, она еще стояла у входа на мост, выкрикивая проклятья по моему адресу.
— Там же ее и нашли потом?
— В нескольких ярдах от этого места.
— И несмотря на то, что она была убита вскоре после вашего ухода, вы не слышали выстрела?
— Нет, я ничего не слышала, мистер Холмс, я была так возбуждена и напугана этой страшной вспышкой гнева, что торопилась скорее укрыться в своей комнате и была не в состоянии что-либо заметить.
— Вы сказали, что вернулись к себе в комнату. Вы выходили из нее?
— Да, когда подняли тревогу, я выбежала вместе с другими.
— Вы видели мистера Гибсона?
— Да, он как раз вернулся с моста и послал за доктором и полицией.
— Вам показалось, что он очень взволнован?
— Мистер Гибсон очень волевой человек. Кажется, он никогда не выражает открыто своих чувств. Но я, зная его достаточно хорошо, заметила, что он был сильно взволнован.
— Теперь перейдем к самому важному пункту. Этот револьвер, что найден у вас в комнате, — вы видели его раньше?
— Никогда, клянусь.
— Когда его нашли?
— На следующее утро, когда полиция вела обыск.
— Среди вашей одежды?
— Да. На дне моего платяного шкафа, под одеждой.
— Вы не могли бы определить, сколько времени он там лежал?
— Накануне утром его там не было.
— Откуда вы знаете?
— Потому что я убирала в шкафу.
— Понятно. Кто-то вошел в вашу комнату и положил туда револьвер с целью обвинить вас в убийстве.
— Должно быть, так.
— Когда же?
— Это могло быть только во время еды или когда я была с детьми в классной комнате.
— Как раз когда вы обнаружили записку?
— Да.
— Благодарю вас, мисс Данбэр. Можете ли вы еще чем-нибудь помочь следствию?
— Пожалуй, нет.
— На каменном парапете моста имеется след — совершенно свежая выбоина, как раз против места, где лежал труп. Что это, по-вашему?
— Должно быть, просто совпадение.
— Странно, мисс Данбэр, очень странно. Почему же этот след появился именно в момент трагедии и на этом самом месте?
— Что же могло оставить след? Для этого надо приложить большое усилие.
Холмс не отвечал. Его бледное энергичное лицо внезапно приняло какое-то отсутствующее выражение: я уже знал, что его мозг осенила гениальная догадка. Это было столь очевидно, что никто из нас не решался заговорить; мы — адвокат, мисс Данбэр и я — сидели и сосредоточенно наблюдали за ним, сохраняя полную тишину. Вдруг Холмс вскочил со стула, дрожа от нервного напряжения и жажды немедленно действовать.
— Идем, Уотсон, скорей! — воскликнул он.
— Что такое, мистер Холмс? — спросила мисс Данбэр.
— Не беспокойтесь, дорогая. Мистер Кэммингс, я напишу вам. Я раскрою преступление, которое прогремит на всю Англию. Вы получите известия к завтрашнему дню, мисс Данбэр, а пока знайте, что тучи рассеиваются, и я верю, что справедливость восторжествует.
Из Винчестера до торского имения ехать было недолго, но я не мог дождаться, когда же мы приедем. Для Холмса же, я видел, путь казался бесконечным: он не мог усидеть на месте и все время расхаживал по вагону или садился и начинал барабанить своими длинными, чувствительными пальцами по спинке сиденья. Когда мы уже подъезжали, он вдруг уселся против меня (мы были одни в купе) и, положив руку мне на колено, пристально посмотрел на меня. Взгляд был озорным, как у бесенка.
— Уотсон, — сказал он, — я припоминаю, что, отправляясь в наше путешествие, вы взяли с собой револьвер.
Я это сделал скорее для него, ибо он мало заботился о своей безопасности, когда углублялся в решение проблемы, так что не раз мой револьвер выручал нас в беде. Я напомнил ему об этом.
— Да, да. Я немного рассеян в таких делах. Так он у вас при себе?
Я вытащил из заднего кармана небольшой, но очень удобный револьвер. Он открыл затвор, высыпал патроны и внимательно осмотрел его.
— Такой тяжелый, прямо удивительно… — сказал он.
— Да, солидная штучка.
Холмс задумался.
— Знаете, Уотсон, я полагаю, что ваш револьвер скоро окажется в очень тесной связи с тайной, которую мы раскрываем.
— Дорогой Холмс, вы шутите.
— Нет, Уотсон. Я очень серьезен. Нам предстоит провести один опыт. Если он удастся, все будет ясно. И исход его зависит от поведения этого маленького оружия… Один патрон — долой… Теперь вложим обратно остальные пять и поставим на предохранитель… Так! Это увеличит вес и лучше воспроизведет подлинную обстановку.
Я даже отдаленно не представлял себе, что у него на уме, а он меня об этом не информировал и сидел, погруженный в раздумья, пока мы не подъехали к маленькой станции в Хэмпшире. Там наняли старую двуколку и через четверть часа оказались в доме нашего коллеги — сержанта.
— Нашли ключ к разгадке, мистер Холмс? Расскажите.
— Все зависит от поведения револьвера доктора Уотсона, — сказал мой друг. — Вот он. Теперь скажите, сержант, у вас найдется десять ярдов бечевки?
В деревенской лавке мы достали клубок прочной бечевки.
— По-моему, это все, что нам понадобится, — сказал Холмс. — Теперь, если позволите, мы отправимся на место, и я надеюсь, что это последний этап нашего путешествия.
Солнце садилось, и в его лучах поросшие вереском холмы Хэмпшира были прекрасны. Сержант брел рядом с нами, критически поглядывая на моего спутника, словно он глубоко сомневался в его здравом рассудке. Когда мы подходили к мосту, я заметил, что мой друг, несмотря на все внешнее хладнокровие, был на самом деле сильно возбужден.
— Да, — сказал он в ответ на мое замечание. — Вы видели, как я сделал промах, Уотсон. У меня есть нюх на такие вещи, и, однако, он меня иногда подводит. Догадка промелькнула в моем сознании еще в Винчестерской тюрьме. Но в том и недостаток активного ума, что он мгновенно предлагает противоположное объяснение, которое часто наводит на ложный след. И все же, все же… Ладно, Уотсон, попытаемся.