— Да нет, я сделаю, — ответил он. — Я только не могу поверить, что у тебя хватает бесстыдства просить, ничего не предлагая взамен.
Я прикусила губу, узнав это выражение лица. Это был Коул из железа и стали, и не уверена, что мне хотелось бы знать, что у него на уме. Но выбора не оставалось.
— Чего ты хочешь?
— Свидания. С тобой. — Он посмотрел на меня сурово, будто я уже пыталась отвертеться. — Настоящего свидания, на котором ты будешь в вечернем платье, а я буду пялиться на твою задницу, когда ты не видишь.
Я вздохнула:
— Коул…
Он взял меня за руку.
— Я знаю твои предубеждения насчет нас с тобой. И что Вайль тебя с ума сводит, и вообще. Ты просто согласись на этот раз. — Улыбка его стала коварной. — А то я не играю.
Да, вот и хлынуло оно по трубам, Жас. Тут ты действительно попала. Но что делать?
— О'кей.
И мы скрепили сделку рукопожатием. Я назвала его шантажистом. Он мне ответил, что моя задница должна красоваться в картинной раме музея «Метрополитен». И мы решили поискать свою дичь где-нибудь в другом месте.
Поскольку Вайль был для меня главнее всего прочего, я отвезла Коула обратно к «Оазису». Отсюда мы пошли по его следу несколько миль по широким хорошо освещенным бульварам, обсаженным кипарисами, по узким кирпичным мостовым улиц, где не видна была даже протянутая перед лицом рука. Мы миновали биллборды с рекламой «шанели номер пять» и наляпанными краской карикатурами, где у статуи Свободы вместо лица череп. Наш след вел нас мимо небоскребов и руин, футбольных стадионов и мечетей. Противопоставление древнего и современного доходило до самых немыслимых, и все меньше меня удивляла невозможность в этой стране проложить прямой путь ну ни к какой цели. Наконец мы дошли до окраины города, где стоял полурассыпавшийся аукционный сарай, заполненный овцами, козами и осликами и занимающий примерно один городской квартал.
Мы притаились возле изгороди уличного загона, в котором стояли или лежали, по собственному выбору, три группы по пять-шесть верблюдов.
— Бог мой! — ахнул Коул. — Вот он, наш шанс!
— О чем это ты? — спросила я шепотом, пытаясь попять, зачем Вайлю может понадобиться коза или овца. Жертва, прошептал мой разум. Я ему велела заткнуться к чертям. Может, Зарсе надо три-четыре раза прогнать ослика вокруг дома — как символ нового пути к новой жизни. Ага, как же.
— Слыхала ты штучку насчет переворачивания коров? — спросил Коул.
— Я со Среднего Запада, — ответила я. — Как сам думаешь?
— Так вот, мы сделаем то же самое, но в стиле Ближнего Востока. Перевернем верблюда!
— Коул, не хочется гасить твой энтузиазм, но… — Но он уже был внутри загона. — Коул! — прошипела я. — Вернись немедленно!
Он подбежал обратно:
— Хочешь дать совет?
Я заглянула в искрящиеся глаза и подумала: А черт с ним. Хочет верить — пусть себе верит.
— Полагается, чтобы они спали, — сказала я. — Ты здесь видишь спящего верблюда?
Он вгляделся пристально, как следует.
— Ага! Парочка есть. Хочешь мне помочь?
— Нет, постою здесь, понаблюдаю. Ты вот что: подходишь к нему на цыпочках, тихо-тихо, чтобы не разбудить, и как следует толкаешь его в плечо. Обычно он бывает так поражен, что падает набок. Круто?
— Потрясающе!
— Только не давай ему себя лягнуть, потому что это верная смерть.
— Я похож на дурака?
Я смотрела на него молча, пока он не начал переступать на месте.
— Да вроде нет.
— Хороший ответ. А теперь, женщина, — поддержим храброго героя перед самым захватывающим приключением всей его жизни!
Я выбросила в воздух кулак:
— Вперед, рыцарь!
Коул наклонился ближе:
— Я вообще-то думал о долгом и сочном поцелуе.
— Еще до первого свидания? Да за кого ты меня принимаешь?
Мы обменялись широкой улыбкой, вспомнив нашу первую встречу и то, что закончилась она зрелищным поцелуем взасос. Спонтанный порыв, который в другой ситуации ни у одного из нас не случился бы.
Я смотрела, как Коул начал подкрадываться, изображая из себя отставного ниндзя, и изо всех сил подавляла смех. Верблюды наблюдали его приближение со скучающим вниманием животных, слишком усталых, чтобы реагировать на такую мелочь. Спали только лежачие, но Коул решил, что здоровенная самка посреди загона тоже задремала. Он подкрался прямо к ней, уперся руками в широкий бок и толкнул изо всех сил.
Она повернула голову, посмотрела ему в глаза — и плюнула.
— Да, очень смешно, — заявил он, вернувшись к изгороди, где я хохотала, не в силах остановиться.
— У тебя совершенно брэндовый запах появился, — заметила я. Лицо у меня болело от смеха. — Как назовешь духи?
Хотя он уже вытер лицо дочиста, сейчас провел по нему рукавом еще раз. Сморщил нос.
— Может, «Из глубины души»?
— Да, вполне соответствует. Когда найдем Вайля, ты к нему особо не приближайся.
— Ладно, давай пойдем отсюда.
— О'кей. Но я никогда не забуду этого выражения у тебя на лице. Сколько живу, буду помнить.
— На моем? А на ее?
— Ты про верблюдицу?
Он кивнул:
— Я серьезно. Уверен, что она вообще не знала, что хочет харкнуть, пока эта слизь не сорвалась с губ. Ты видела, как она мне моргала этими огромными своими ресницами? Я тебе говорю, для нее это было неожиданностью не меньше, чем для меня.
Я не могла сдержаться. Лицо у него было абсолютно серьезно, а я расхохоталась, как филин. Мгновение спустя Коул присоединился, и мы, в самом сердце одной из самых опасных стран мира, стояли, ржали и хихикали, как пара закадычных подружек.
И этого мне хватило.
— Коул, я доперла! Он ничего не понял.
— Доперла? До чего?
— Вот ты сейчас сказал про верблюдицу. Насчет того, что она своих действий не осознавала. Так вот, ручаюсь, с нашим «кротом» та же история! Подумай сам. Дэйв представить себе не может, кто его предает. И мы тоже никого не засекли. А потому что «крот» и сам не знает, что он «крот».
Коул подумал и сказал:
— И лучше согласуется с репутацией спецсил. — Он начинал принимать мою теорию. — В смысле, какие-то предатели в вооруженных силах вообще есть, но в элитных войсках их трудно себе представить. А уж тем более в данном случае.
— Так, давай думать в эту сторону, — сказала я, когда мы пустились по следу Вайля в обратный путь к городу. — Колдун — некромант. Как он мог подчинить себе кого-то из людей Дэйва?