Вайль пронзил меня взглядом столь пристальным, что мне пришлось приложить руку к груди — проверить, что в ней нет дымящихся дыр.
— А что ты делала недалеко от дома Анвари?
Я откашлялась, неловко переступив с ноги на ногу. Вдруг мне захотелось вытащить пистолет — ни в кого не целясь, просто ради спокойствия, которое он мне придавал. Очень уж мало у меня его осталось, спокойствия. Но уж если Коул нашел замену жевательной резинке, то я тоже могу найти 1амену тасовке карт. Что-то умиротворяющее своей монотонностью, повторением. Вдруг пришла идея — и так же резко я ее отвергла. Интересно, как мне гитару с собой таскать в кармане куртки?
Поняв, что дальше признание уже откладывать некуда, я сложила руки перед грудью, пародируя жест покорности.
— О'кей, признаюсь, что шла за тобой. Но у меня честно были добрые намерения, — заверила я его, когда его лицо стянула каменная гримаса: «ну-вот-я-так-и-думал». — Я не доверяла Зарсе и хотела быть уверенной, что с тобой ничего…
Я не договорила — так это прозвучало глупо для меня самой.
— Значит, ты следила за мной?
Я кивнула — еле заметно.
— Жасмин, ты за мной шпионишь?
Я закрыла глаза. Ну почему, блин, команда похитителей-инопланетян никогда не появляется, когда она нужна, чтобы утащить тебя на Нептун и прервать этот момент дикого конфуза?
— «Шпионишь» — неправильное слово, — промямлила я, глядя на ботинки Вайля, потому что не могла себя заставить поднять глаза.
— Какое бы слово ты предпочла? — спросил он все так же жестко и поднял мне лицо за подбородок, заставив встретить его беспощадный взгляд. И этого мне хватило. Моя вспыльчивость, впервые за долгое время взявшая отгул, проснулась от короткой дремоты, потянулась голодной львицей и тут же вцепилась в моего босса.
— Слово «охраняешь» тебя устроит? — спросила я и лишь слегка сжалась, когда его глаза опасно прищурились. — Или «присматриваешь»? Понимаешь, ты столько раз мне говорил, как много мое мнение для тебя значит, как ты на меня полагаешься, что поэтому подарил мне Кирилай — и не желал слышать ни единого слова, которое я хотела бы тебе сказать. Ты бросился за Зарсой, как собака за сосиской. Честно говоря, шпионить за тобой — было самой меньшей из моих тревог. Я боялась, что мне придется ее убить. Вайль уронил руку.
— Ты бы это сделала?
По выражению его лица нельзя было понять, какого ответа он хочет, и потому я сказала правду:
— Да. Мне Кассандра говорила, что этика Ясновидящих запрещает просить плату за службу, кроме разве что хорошего рассказа для «Энкиклиоса». Я уже знала от Аши, что Зарса своей силой злоупотребляет. Так что — да. Если бы я не нашла другого способа вырвать тебя из ее когтей… плюс еще…
— Что плюс?
Черт тебя побери, Жас, ты научишься когда-нибудь держать язык за зубами? Он тебя до гибели доведет.
— Нет, ничего.
Я надеялась, что он не станет докапываться, но он почему-то знал, что надо.
— Расскажи.
Черт меня побери.
— И еще потому, что я знала: если ты ее обратишь, это выроет пропасть между тобой и мной.
Само по себе — не слишком хорошая причина для устранения, но если объединить ее с первой, меня она устраивает. Даже если мне пришлось бы нести это бремя на совести всю оставшуюся жизнь.
Вайль шагнул ко мне. Я облизнула губы в радостном ожидании — и тут у него зазвонил телефон. Поскольку у нас обоих были маскирующие очки, это значило, что Вайль тут же с отстраненным выражением лица стал говорить с невидимым собеседником.
— Что? — резко спросил он, послушал секунд пять и ответил: — Сейчас будем.
Схватив меня за руку без всякой романтической подоплеки, он зашагал обратно к дому.
— В чем дело?
— Коул звонил. Сказал, чтобы мы немедленно возвращались. Пришел Сохейль Анвари и орет, как сумасшедший. И размахивает автоматом.
Мы пришли домой, когда до рассвета осталось меньше получаса. Не слишком удобный способ для Вайля заканчивать свой день, особенно если учесть тот факт, что Зарсин благоверный, разговаривая, качал на пальце «АК-47». Я оглядела гостиную, проверяя, не подстрелил ли он уже случайно кого-нибудь. Нет, вроде пока все целы.
Присутствовала вся группа. Джет, Бергман и Натчез сидели на диване. Коул стоял возле полуторного кресла, на котором сидели Кассандра и Зарса. Кэм и амазонка Грейс стояли перед камином. Коул и люди Дэйва были при оружии, насколько я могла судить. Видя, как Грейс держит руку за спиной, я понимала, что пистолет у нее уже в руке, хотя Сохейль слишком отвлекся, чтобы это заметить. Они могли свалить его в любой момент, если бы не боялись разрушений и шума, но это была бы крышка нашей операции. Так что пока еще возможен был мирный исход, мы с Вайлем на него надеялись.
— Вот ты где! — заорал Сохейль, когда мы вошли, и направил ствол на Вайля.
— Нет, погоди минутку! — сказала я, становясь между Вайлем и дулом автомата. Глупо, немедленно поняла я. Вайля эти пули не убьют, а меня точно. Забавно, до чего могут довести инстинкты. Я шагнула назад. — Мне кажется, у нас тут серьезное недоразумение.
— С чего ты решила, что я стану слушать женщину? — выплюнул Сохейль. — Одна меня уже предала!
— Это не так! — вскрикнула Зарса, вскакивая с кресла.
— Сидеть! — заревел Сохейль.
Зарса хлопнулась обратно так быстро, будто получила пощечину.
И вот тут я уже заволновалась. Сохейль, нежно любящий муж, настолько вышел из себя, что никто уже до него не достучится. Я не была уверена, что кто-нибудь выйдет из этой комнаты живым. И магулы, кажется, с этим были согласны — они стали вливаться внутрь через выбитые Вайлем окна. Никто, кроме меня и Вайля, их не видел. Я старалась не глазеть, но все равно отмечала их боковым зрением — устроившихся на плече, притаившихся в углу или на краю вазы. Полная комната гулей, ждущих только, когда польется кровь.
Вайль послал волну силы — просто дуновение холодного ветра, пронесшееся по комнате. Оно чуть остудило лихорадочный накал, заставило Сохейля моргнуть.
— Коул мне сказал, что вы хотели меня видеть, — приветливо заговорил Вайль.
— Правду ли говорит моя жена, что вы с ней заключили договор?
Вайль кивнул:
— Некая сделка, касающаяся моих сыновей, которые умерли много лет тому назад.
Сохейль мотнул головой — эта часть его не интересовала.
— Она мне говорит, что я более не должен тревожиться, как бы она не заболела. Она говорит, что, когда вы выполните вашу сделку, она будет жить вечно. Но сперва она должна умереть. — У него расширились от ужаса глаза, когда он это произнес. — И это еще не самое худшее. Она сказала, что должна провести с вами долгие месяцы, узнать ваши обычаи, чтобы, вернувшись ко мне, могла использовать свои силы ради исправления несправедливостей, совершенных но отношению к нашей семье. И вот этого я допустить не могу.