Я так и сделала, и это помогло. Интересно, что еще Рауль захватил в этот наборчик «турист в аду»?Лучше не буду спрашивать.
Люди горели, а вокруг все продолжали заниматься своим делом.
Женщина размеренно вгрызалась в свой средний палец. Большой и указательный она уже обглодала до основания.
Шел мужчина, падая на колени через каждые несколько шагов и оставляя за собой красный след.
Двое подростков, идентичные близнецы, по очереди били друг друга сорванными ветвями зловещих деревьев.
Хотя я только что вылезла из ванны, мне захотелось вернуться домой под душ. И посмотреть «Полианну». И потискать свою новорожденную племянницу. Все, что угодно, напоминающее, что есть еще где-то на свете добро.
— Я знала, что ад именно таков, — сказала я мрачно. — Конечная станция безумия. Где уже ничего не поможет, где никогда не будет облегчения — просто неотступное безумие.
— Для тебя и этих людей — да. Для других — нечто совсем другое.
— Но здесь каждый в своем физическом виде?
— Это входит в наказание.
Как упомянул Вайль, мне случалось несколько раз путешествовать вне тела. Это потрясающе. Но однажды я оставалась вне его слишком долго, и почти все мои связи с миром истончились. Я помню, как тяжело было возвращаться в плоть, как скована я была в ней, почти как в тюрьме. И действительно, после того как разорвешь все земные оковы, в теле чувствуешь себя, как в карцере. И даже имея на руках карточку «Выход из тюрьмы», я всегда готова была уйти.
— Можешь ты мне сказать, что нам здесь надо?
— Наши разведчики доложили о слухах, будто здесь должен пройти конклав, под этой сторожевой башней. — Он показал на ближайшее виселичное дерево. — Погоди минуту.
— Рауль, какого черта? Что ты там видишь?
«То, чего никогда не хотел бы видеть снова», — ответили мне его глаза.
— Лагерь военнопленных, — сказал он хрипло. — Пытки, голод и лишения. До самого горизонта.
Оживленная реакция людей Дэвида. Неудивительно. Может, они все это время что-то такое подозревали. Рассказывая дальше, я всматривалась в их лица.
— Я подумала, не так ли он погиб. Но мы недостаточно давно знакомы, чтобы я задавала такой вопрос. Я бы задала другой, менее острый. Вроде: «Кто может быть разведчиком в аду и следить за действиями приспешников дьявола?» Или же: «Какое все это имеет отношение ко мне?» Но, судя по моей записке, на треп у нас времени не было.
— Ты говорила, он был в камуфляже, когда явился за тобой, — сказал жилистый коротышка с густой черной бородой, представившись как Рикардо Васкес. — А в чем еще?
Я поняла, к чему он.
— Нет, он был в черном берете с эмблемой «Рейнджер».
Говор прошел по комнате. Мой спаситель, стоявший на часах у окна, сказал:
— Хочешь найти ворота в ад? Войди в любой лагерь военнопленных, и ты уже там.
— Лучше не скажешь, Натч, — согласилась амазонка, решительно кивнув головой.
Ярость — вот что чувствовали они. Я поняла, что если мне когда-нибудь придется штурмовать ад — быть может, проводить масштабную спасательную операцию, — на этих ребят я могу рассчитывать.
Я продолжала рассказ:
— Рауль меня уверил, что жители ада не видят нас, потому что мы не принадлежим этому миру, а лишь в нем находимся. И действительно, все на это указывало, когда мы направились к кольцу камней размером с табуретку для ног вокруг трехфутовой ямы с оранжево-золотистой магмой. Прохожие держались от ямы и кольца подальше. Мистический страх? Нет, они просто не хотели попадать под потоки лавы, хлещущие из ямы через произвольные интервалы. И вроде бы у этой ямы был какой-то зачаточный интеллект, позволяющий ей наносить удары с мучительной точностью.
— Напомни мне, что они все были плохими людьми, — попросила я Рауля. — Они же заслужили то, что с ними происходит?
Он пожал плечами:
— Большинство — да. Но ты вспомни того сборщика, Десмонда Йеля.
— А это кто? — спросил парень, на которого я старалась не пялиться — настолько он был красив. Звали его, как он сообщил мне при первой возможности, Эшли Сент-Перру. Он был из почтенного и богатого рода, то есть мать стерва, отец кретин, а сестра из магазина не уйдет, тысячи три не выбросив. Он бросил дом в поисках настоящей семьи — и нашел ее у черта на рогах. Вот так вот.
— Первый на личном счету Коула, — кивнула я в сторону нашего переводчика. Даже не глядя на него, я видела темную тень, которую оставил этот эпизод в его глазах. Эта тень уже не была неодолимой силой — просто кусочек его прошлого сделал его старше и мудрее. И почему-то с ним стало легче сосуществовать. — Но убрать его было совсем не просто. Он был похитителем душ, вроде тех, с кем мы только что дрались. Только старый и матерый. Его работа — ловить души невинных и бросать их в ад, на мучения среди тех, кто это заслужил. Он тогда со своими приятелями явился устроить войну.
— Ты их хорошо знаешь, сборщиков? — заметил Дэвид, прищурившись.
«Ты моих ребят подставляешь под ненужный риск?» — спрашивал этот взгляд. Я решила, что лучше всего сейчас на это не реагировать.
— Как только Рауль упомянул Йеля, из ямы полезли первые служители. Увидев эти когтистые костлявые пальцы, я вспомнила: именно такая тварь втащила тело сборщика через дверь, сделанную из сердца убитой женщины. Когда эта тварь вылезла целиком, у меня желудок свело судорогой: она была один в один портрет узницы концлагеря. Только шкура у нее была ярко-красной, как сыпь от ядовитого плюща, а вместо носа — мясистая нашлепка, будто ее Создатель собирался снабдить ее хоботом, но в последнюю минуту передумал. А еще у нее был тот самый третий глаз, но когда открылись веки, орбита оказалась красной и полой. Она вылезла на камень, из ямы лезли еще и еще, и когда они все вылезли и расселись, я уже потеряла счет.
— Дюжина демонов, — шепнула я Раулю, — и вполне похожи на то, что я видала на картинах. Откуда художники знали?
— Ты уверена, что глаза тебя не обманывают?
— В смысле?
— Я вижу собрание военного суда. Мне кажется, сейчас начнется процесс.
— Ты хочешь сказать, что эти картинки — иллюзии моего разума? Что на самом деле все не так?
Рауль спокойно встретил мой взгляд.
— Одно я знаю про это место, про это собрание и про твою задачу: все не так, как кажется. И ради всего, что тебе дорого, Жасмин, помни это. Здесь все не так, как кажется.
— О'кей, — согласилась я, снова возвращаясь к конклаву, — но если так, откуда мне знать, чему верить?