- Миссис Уэгг? Пожалуйста, извините меня, но нет ли каких-либо новостей? Это я устроила Дафну здесь.
Женщину, по-видимому, одолевали какие-то сомнения. Наконец она ответила, всхлипывая:
- Она... она родила этим утром... мертвого.
Джип задохнулась. Пройти через все - и вот! Ее чувство матери возмущалось и протестовало, но разум подсказывал: так, пожалуй, лучше, гораздо лучше!
- А как она?
- Плохо. Очень плохо. Просто не знаю, что сказать, право же, все мои мысли спутались. Все это так расстроило меня!..
- Моя сиделка с ней?
- Да. Она очень упрямая особа, но умелая, не отрицаю. Дэйзи очень слаба. О, как все это печально! А теперь еще предстоят похороны. Просто конца горю нет! И все, все из-за этого... человека. - Миссис Уэгг отвернулась и снова стала плакать, уткнувшись в платок.
Джип выскользнула за дверь. Она колебалась - подняться наверх или нет? Но все-таки осторожно поднялась по лестнице. Должно быть, девушка лежит в комнате, выходящей на улицу. Несчастная, всего год тому назад она с наивной важностью обсуждала - нужен ли ей любовник! Сиделка приоткрыла дверь и, увидев Джип, выбежала в коридор.
- Это вы, моя милочка! Как приятно!
- Как она?
- В общем, довольно хорошо. Вам все сказали?
- Да. Могу я ее видеть?
- Право, не знаю. Я не могу ее понять. У нее никакой воли к жизни, ни капли. Мне кажется, что она не хочет выздороветь. Должно быть, все это из-за мужчины. - И, взглянув на Джип, она добавила: - Как вы думаете? Он ее бросил?
- Да.
Сиделка оглядела ее с ног до головы.
- Одно удовольствие смотреть на вас! Вы просто расцвели. Но, знаете, может быть, это будет ей на пользу - повидать вас. Входите.
Джип прошла в комнату вслед за сиделкой. Закрытые глаза, влажные белокурые волосы, упавшие на лоб, бледная рука, бессильно лежащая на простыне под сердцем. Хрупкая мадонна, по-прежнему жаждущая леденца! Единственным ярким пятном на постели был золотой ободок на ее пальце.
- Посмотрите-ка, милочка! Я привела к вам приятного гостя.
Глаза и губы Дафны Уинг приоткрылись и тут же снова закрылись. Джип подумала: "Бедняжка! Она решила, что это он, а это всего лишь я!" Бледные губы произнесли:
- О, миссис Фьорсен, это вы! Какая вы добрая, что пришли.
Глаза снова чуть-чуть приоткрылись.
Сиделка выскользнула за дверь. Джип села и робко прикоснулась к руке девушки.
По щекам Дафны Уинг медленно скатились две слезинки.
- Все кончено, - сказала она едва слышно, - и теперь ничего нет - он мертвый, вы знаете. Я не хочу жить. О миссис Фьорсен, почему мне не дают умереть!
Джип наклонилась к ней и ласково погладила ее руку, стараясь не смотреть на эти медленно катящиеся слезинки. Дафна Уинг пробормотала:
- Вы так добры ко мне! Как бы мне хотелось, чтобы мой бедный маленький ребеночек остался жив!
Джип выпрямилась и с трудом проговорила:
- Крепитесь, милая! Подумайте о своей работе!
- Танцы! - Дафна Уинг слабо улыбнулась. - Мне кажется, это было так давно!
- Да. Но теперь все вернется снова.
Дафна Уинг ответила едва слышным вздохом.
Лицо ее теперь уже не казалось вульгарным. С закрытыми глазами и ртом, белая, как алебастр, она была прекрасна. Какой каприз природы - неужели этот цветок мог произрасти от мистера и миссис Уэгг!
Дафна Уинг открыла глаза.
- О миссис Фьорсен, я так слаба и так одинока - и нигде ничего нет!
Джип встала. Ее словно гипнотизировало горе этой девушки, и она боялась показать это.
- Когда сестра сказала, что привела ко мне гостя, я подумала, что это он; но теперь я рада. Если бы он посмотрел на меня так, как смотрел тогда, я бы тут же умерла.
Джип коснулась губами влажного лба, от которого все еще доносился еле уловимый запах флердоранжа.
Она спустилась в сад и поспешно ушла. Но вместо того, чтобы возвратиться домой полями, она завернула за угол коттеджа и спустилась в маленькую рощицу. Там она села на пенек, прижала руки к щекам и стала смотреть, как солнце золотит папоротники и как над ними кружатся мухи. Любовь! Неужели она всегда так отвратительна и трагична? Налетает, захватывает и уносится прочь. Или толкает одного к другому и тут же отрывает друг от друга. Неужели никогда не бывает так, чтобы двое, которые рвутся друг к другу, слились в тесном объятии и навсегда остались единым целым? Любовь! Она исковеркала жизнь отца и жизнь Дафны Уинг; она никогда не приходит, когда ее ждут, она всегда неожиданный гость. Злокозненная странница, она утомляет душу раньше, чем тело, или тело - раньше, чем душу. Нет, пусть уж лучше совсем не будет любви - это намного лучше! Разве свободный человек согласится стать рабом своего чувства, как Дафна Уинг? Или как ее собственный муж, который всем своим существом тянется к жене, которая его не любит? Или как ее отец - верный раб своих воспоминаний! И, глядя на солнечные блики, падающие на папоротники, Джип подумала: "Любовь! Не приближайся ко мне!"
Каждое утро она бывала в коттедже и каждый раз встречалась с миссис Уэгг. Почтенная женщина почувствовала к ней симпатию и призналась по секрету сиделке - а та по секрету же сообщила об этом Джип, - что миссис Фьорсен "очень аристократична, и глаза такие красивые, прямо итальянка!". Миссис Уэгг была из тех женщин, у которых пристрастие к "аристократичности" - самое заветное в жизни. Это поклонение "аристократичности" и побудило миссис Уэгг развивать способности дочери к танцам. Кто знал, к чему это приведет! Она объяснила Джип, что всегда старалась "воспитать Дейзи как настоящую леди", и вот вам результат! И она принималась разглядывать волосы Джип, ее уши, руки, ноги. Ее все беспокоили предстоящие похороны.
- Я назову такое имя: Дэйзи Уинг; "Дэйзи" - так ее нарекли при крещении, а Уинг - артистическое имя. Так что я соединю то и другое - и это будет истинной правдой. Надеюсь, никто не станет придираться? Насчет имени отца - может быть, мне сказать так: "Покойный мистер Джозеф Уинг"? Видите ли, такого человека не было, но надо же кого-то назвать. Я просто не перенесу, если докопаются до правды. Мистер Уэгг будет в отчаянии. Это, видите ли, по его части - погребения. О, как все это меня расстраивает!
Джип пробормотала:
- О да, конечно.
Хотя Дафна Уинг была все еще смертельно бледна и слаба, стало ясно, что она начинает поправляться. С каждым днем краски возвращались на ее лицо, а вместе с ними - налет вульгарности. Что ж, в конце концов она вернется в свой Фулхэм, освободившись от слепой страсти, окрепшая и, может быть, более серьезная.
В последний день пребывания в Милденхэме Джип снова забрела в рощицу и посидела на том же самом пеньке. Солнечный свет ровно лежал на пожелтевших листьях. Испуганный кролик выскочил из папоротника и тут же спрятался обратно. С опушки маленького лесочка выпорхнула сойка и, резко крича, перелетела на другое место. Теперь, когда пришло время ехать к Фьорсену, Джип понимала, что поступила опрометчиво, вернувшись к нему. После встреч с девушкой мысль о жизни с ним стала для нее еще более тягостной, чем раньше. Только тоска по ребенку как-то оправдывала ее возвращение к нему. Но вдруг она почувствовала нечто близкое к отвращению. Он - отец ее ребенка! Теперь это казалось ей нелепым. Крохотное существо связывало его с ней не больше, чем если бы ребенок произошел от случайной встречи, просто от "погони фавна за нимфой". Нет, ребенок принадлежит ей, только ей! И лихорадочная жажда снова увидеть девочку пересилила в ней все другие чувства.