Игорь сочувственно покачал головой.
– Ну все! – подытожила Люська. – Кажется, теперь уже можно потребовать от милиции решительных действий. Налицо натуральный разбой и грабеж.
– Брось, – засмеялся Игорь. – Кто этим станет заниматься? Птички какие-то, бабы глиняные…
– По-моему, ты противоречишь сам себе. Раз украли, значит, кому-то это нужно.
– Ты все-таки думаешь, что игрушки ценные?
– Я раньше была уверена, что нет, а теперь – сомневаюсь.
Люська пошла к дверям.
– Ты куда? – растерянно спросил Игорь.
– Домой. Надо отцу сказать, что стекло разбито, а то с дачи последнее добро растащат.
– Давай хоть чем-нибудь его заложим. И потом, убраться бы надо.
– Верно. Я что-то совсем плохо соображаю. Вон! – Люська показала за печку. – За ней дед асбестовый лист проложил, чтобы стена не нагревалась.
– Не сильна защита, конечно, но хоть что-то, – согласился Игорь, вытащил лист, и они с Люськой заложили им разбитое окно.
В электричке опять ехали молча. Люська крепко прижимала к себе одну из уцелевших балерин. Это была Одиллия в черном одеянии и со сросшимися на переносице широкими бровями, которую мама звала Феодорой. Игорь долго искоса поглядывал на Люську, потом решился спросить:
– Ты сейчас куда?
– Я же сказала – домой.
– Как ты думаешь, что сделает твой отец?
– Стекло вставит, конечно. С Каретниковым, наверное, поговорит, – Люська поморщилась. – Или с его родителями…
– Возмещения ущерба потребует?
– Какой тут ущерб? Для отца балерины ничего не стоят. Мне обидно, что дедушкину радость не уберегли.
– Люсь! Может, не стоит расстраивать родителей?
– В каком смысле?
– В прямом! А стекло мы с Костиком вставим. Он знаешь, какой рукастый! Все умеет.
– А деньги? Стекло ведь дорогое.
– Найдем!
– Где?
– Ну… найдем. Не твоя забота.
Люська задумалась. Отец, когда все узнает, конечно, выйдет из себя и непременно станет разбираться с Артемом. Выяснится, что она, Люська, привозила Каретникова на дачу. Начнутся расспросы: зачем да почему, да что они там вдвоем без взрослых делали. В общем – хорошего не жди. А над дедовыми игрушками отец всегда смеялся. Не пожалеет.
После смерти своего отца он никогда в мастерскую не заглядывал, так что вряд ли заметит, что «манек», как он называл дедовых балерин, стало меньше. На полочку, где стояли свистульки, Люська в следующий приезд поставит несколько фигурок из тех, которые лежат у нее дома в ящике письменного стола. Мама, конечно, заметит уменьшение дедовой труппы на стеллажах, но Люська что-нибудь придумает: раздарила, мол, или сама нечаянно разбила. Обойдется все как-нибудь. Только бы не разбираться с Артемом. Она его видеть больше не может! Надо же какой артист! Ему бы в театре «Буфф» играть.
Люська избегала Каретникова. Он пытался делать вид, что ничего не понимает, и без конца ловил ее в разных местах. Но Люська-то видела, что он ходит без шапки. А когда совсем похолодало, на нем появилась другая: тоже черная, но без серого квадратика с красной «А».
У Наташки тоже были неприятности. Денис Стельманчук узнал про Костика и предъявил Драгомиловой свои претензии.
– Ты представляешь, – рассказывала Наташка, – он мне говорит: «Выбирай: или он, или я».
– Ну а ты? – спрашивала Люська.
– А я прямо не знаю, кого выбрать, – честно признавалась Драгомилова. – Понимаешь, мы с Денисом очень хорошо смотримся. Я смуглая, черноволосая, а он такой блондин-блондин. Эдакий прибалт. У нас с ним все на контрастах – любо-дорого смотреть.
– А Костик?
– А что Костик? Он, конечно, тоже ничего, но слишком обыкновенный. Нет в нем изюминки.
– Ну, так выбирай Дениса с изюминкой.
– Тут, видишь ли, тоже есть свои «за» и «против».
– Ну-ка, ну-ка! Расскажи, – заинтересовалась Люська.
– Дело в том, что Стельманчук свихнулся на рэпе. У него вся музыка такая, и он может часами ее слушать. Он и названия групп мне называл, и фамилии всякие, но я не в силах их запомнить. Я попыталась ему что-то сказать про Рикки Мартина, про Шакиру, так он меня просто высмеял. Век не забуду!
– Ну, тогда выбирай Костика, – посоветовала Люська.
– Придется, наверное, его. Костик не воображает по крайней мере. Хотя в Денисе много хорошего, если не считать увлечения рэпом… – Наташка задумалась и замолчала.
Люська вспомнила, как они с подружкой в начале года выбирали кандидатуры для завязывания романтических отношений, и сказала:
– Зря мы тогда, Наташка, остановились на Стельманчуке с Каретниковым. Одни неприятности от них! – И Люська взахлеб рассказала Драгомиловой все, что касалось Артема и дедовых балерин.
– Да-а-а, – протянула Наташка. – Ты права. Наверно, в «Б» и в «В» все такие. Пожалуй, я больше не стану думать о Стельманчуке и с чистой совестью выберу Костика…
Не успела уйти Наташка, как в дверь опять позвонили. Люська решила, что Драгомилова забыла ей что-то сказать, распахнула дверь и замерла на месте. Перед ней стоял Денис Стельманчук собственной персоной.
– Людмила, можно с тобой поговорить? – спросил он.
– Вообще-то, меня зовут Люсей, то есть Люсьеной… Но, поговорить, конечно, можно. Проходи.
– Ты ведь Наташина подруга, не так ли? – полуутвердительно спросил Денис, сев напротив Люськи в кресло и глядя в пол.
– Это действительно так, – Караваева ответила с некоторой неуверенностью в голосе, будто бы сомневалась в чем-то. Она очень смущалась, потому что понимала, о чем будет ее расспрашивать Денис. Что она может ему сказать? Чтобы он собственноручно подал в отставку, потому что Драгомилова выбрала Костика?
– Тогда, может быть, ты сможешь на нее повлиять? – Стельманчук поднял на Люську свои прозрачные голубые глаза, и она по его встревоженному взгляду поняла, что он тоже очень смущается и волнуется.
– Ты о чем? – осторожно спросила Караваева и постаралась сделать нейтральное лицо. Пусть почувствует, что она по интересующей его проблеме ничего не решает.
Стельманчук ничего не почувствовал, отвел глаза к окну и продолжил:
– Понимаешь, у нас с Наташей все было так хорошо и вдруг… появляется какой-то парень… Ты его знаешь? – И он всем корпусом развернулся к Люське. Она отпрянула и выдавила из себя:
– Да так… немного…
– У нее с ним серьезно?
– Н-не знаю…
– Врешь ты все! – рассердился вдруг Денис. – Ты же ее подруга, ты не можешь не знать! Нравится она мне, понимаешь? – Люська отчаянно закивала, чтобы Стельманчук не сомневался в ее понятливости, а он продолжил наступление: – А что ей не понравилось? Может быть, я что-то не так сделал? – он заглянул Караваевой в глаза. – Ну, не молчи, Люся!