– Случилось… Знаешь, нас вчера хотели ограбить, но почему-то не ограбили… Так страшно… Может, их спугнули, они не успели… и сегодня снова придут…
– Как? – Люська так резко дернулась, что лакированные ремешки рюкзачка соскочили с плеча, и он яркой птицей упал прямо под ноги Тане. – Как? И вас тоже?
Тут уж Карлюткина приросла к тротуару:
– Что значит тоже? Вас ограбили?
– Нет… то есть… да… то есть нет… В общем, украли только балерину… статуэтку такую.
– Антикварную?
– Да ну… Откуда у нас антиквариат? – Люська поморщилась. – Дед сам слепил. Из глины.
– И все?
– И все. А у вас?
– А у нас вообще ничего!
Девочки стали обсуждать детали происшедшего, и по всему выходило, что посещения квартир Караваевых и Карлюткиных были очень похожи: это и неповрежденные замки, и задернутые шторы, и даже грязь на полу.
– Как ты думаешь, Люсь, что это за воры такие, которые ничего не крадут и даже замки не ломают? – срывающимся голосом спросила Таня.
– Не знаю, – развела руками Люська.
Девочки одновременно наклонились, в четыре руки подняли Люськин рюкзак и в полной растерянности побрели в школу.
В классе все собрались возле третьей парты у окна, верхом на которой сидел Коля Карамышев, весельчак и большой любитель поговорить на публику. Как всегда, он махал руками и что-то громко рассказывал в лицах. Когда Люська с Таней прислушались, то растерялись окончательно. Тане бледнеть было уже некуда, поэтому ее щеки и лоб приобрели синеватый оттенок, а черные ободки вокруг глаз более чем когда-либо стали похожи на очки со слегка покривившейся оправой. Люська, как всегда от волнения, покраснела всем лицом и шеей так, что из виду исчезли все ее многочисленные веснушки. Карамышев говорил о том, что их квартиру тоже посетили вчера днем. Колька уморительно изображал свою насмерть перепуганную мамашу и сохранившую полное самообладание собственную персону. Одноклассники хохотали над его ужимками, а Люська боролась с подступающей дурнотой.
– В этом нет ничего смешного, – выговорила она наконец, протиснувшись прямо к Колькиной долговязой фигуре, оглядела улыбающиеся лица и добавила: – Вы можете оказаться следующими.
Кто-то из одноклассников по инерции хихикнул, но Лена Прокопчина, сразу став серьезной, обратилась к Люське:
– Люся! Что случилось? Ты что-то знаешь по этому вопросу?
– А то… – Люська в изнеможении опустилась на стул рядом с Карамышевым. – Нас тоже пытались ограбить. И Таню… Ждите теперь гостей к себе.
Девятиклассники встретили это сообщение недоуменным молчанием, а Карлюткина повернулась к Коле:
– У вас что-нибудь украли?
Карамышев отрицательно помотал головой.
– Вот… видите… – Таня обвела взглядом товарищей. – И у нас ничего.
– А у Караваевых? – спросила Лена.
– А у них только балерину какую-то глиняную…
– Зинку? – догадалась Драгомилова.
Люська кивнула.
– А вы все хорошенько проверили: деньги, документы? – продолжала расспрашивать староста.
– Да мои родаки всю квартиру перевернули. И – ничего! – поведал Карамышев.
– Та-а-ак… – глубокомысленно изрек Ромка Изотов, оборачиваясь к последней парте. – И что же думает по этому поводу наш новоявленный лейтенант Коломбо?
Лена Прокопчина покраснела, а Филя, углубленный в очередной кроссворд, даже не поднял головы.
Люська уже десять раз пожалела о том, что отсела от Фили к Изотову. Вместе с Киркором за партой она была как бы одна, поскольку тот обращался к ней только тогда, когда урока два подряд не мог разгадать какое-нибудь заковыристое слово. Люська обычно односложно отвечала ему «не знаю», и на этом их общение заканчивалось. Изотов же через каждые пять минут пытался о чем-нибудь заговорить с Караваевой и надоел ей до невозможности. Киркор тратил на Лену ровно столько же времени, сколько, бывало, на Люську, поэтому девичья рокировка, похоже, никому, кроме Ромашки Изотова, никакой радости не принесла.
Люська подлетела к Лаевскому, выхватила газету и, стараясь поймать взгляд его вишневых глаз, спросила:
– Киркорчик, миленький, скажи, что ты думаешь про все эти странности?
Оказалось, что Филя, несмотря на свою сосредоточенность на кроссворде, все слышал.
– Я думаю, – начал он, со снисходительностью разглядывая Караваеву, – что больше в нашем классе никого ограбить не попытаются.
– Откуда такой вывод? – спросила Киркора Прокопчина.
Киркор смерил Лену взглядом, но ничего не ответил.
– Ну, Филечка, – Люська умоляюще сложила руки у груди. – Расскажи, пожалуйста, что ты придумал? Страшно все-таки… Почему ты решил, что они ни к кому больше не сунутся?
Филя покачался на стуле, оглядел одноклассников еще более снисходительным взором и заявил:
– Потому что буквы «к» кончились.
– Чего-чего? – не поняла Люська.
Лаевский ослепительно улыбнулся, поглядел на Караваеву, как на умственно отсталую, и пояснил:
– Фамилий на «к» в нашем классе больше не осталось.
– Ой, ребята! – чуть не задохнулась от изумления Карлюткина. – И правда… Мы же все на «к»: я, Караваева, Карамышев…
– Ерунда! – отрезала Драгомилова. – Конан Дойль какой-то! Три «к»! Может, Люська, у вас на подоконнике пляшущие человечки нарисованы? Не проверяли?
Люська не знала, что и ответить, а Наташка продолжала наступление на Киркора:
– А почему именно на букву «к»?
– А тебе бы хотелось, чтобы на «д»? – хохотнул Ромка Изотов. – Чтобы быть, так сказать, в гуще событий.
– Неостроумно, – презрительно заметила Драгомилова и снова обратилась к Филе: – Почему же все-таки на «к»? Почему посетили квартиры наших одноклассников?
Филин взгляд из снисходительного стал разочарованным. Он понял, как далеки от него по части логики его одноклассники. Он так и сказал:
– Эх вы, дети неразумные! Журнал-то забыли?
– Какой журнал? – выразила всеобщее недоумение Лена.
– Наш журнал! Классный! – Филя сделал строгие глаза. – Тот самый, староста, куда аккуратно заносят твои пятерочки.
– Ты считаешь, – начала догадываться Люська, – что наш журнал пропал, чтобы из него можно было выписать адреса… ну… тех, кто на «к»?
– Молодец, Караваева! – похвалил Лаевский. – Садись, пять!
– Да ну… – махнула рукой Карлюткина. – Кто мы такие, чтобы из-за нас… Опять ты, Киркор, напридумывал с три короба. Фантаст!
– Не скажи… Что-то в этом есть! – не согласился с ней Карамышев. – Похоже на правду. Журнал пропадал? Пропадал. Гости пожаловали только к тем, кто на «к»? Только к тем, кто на «к». Лихо!