В конце маминого душераздирающего монолога Ксения рухнула перед ней на пол и обняла ее за колени. Они обе зарыдали на два голоса, приникнув друг к другу головами и смешав в едином душевном порыве экстремальную зелень волос с мышиной нейтральностью.
Когда обе наконец выдохлись и слезы естественным образом закончились, Ксения спросила:
– Мам! А ты веришь цыганкам?
– В каком смысле? – насторожилась мама.
– В прямом. Они же гадают, будущее предсказывают.
– Брось, они всем предсказывают одно и то же: казенный дом, дальнюю дорогу.
– И все?
– Нет, конечно. Они отличные психологи. Видят, что женщина в тоске, значит, скорее всего у нее несчастная любовь. Тут же пророчат ей счастье в личной жизни. А женщине только того и надо, чтобы кто-нибудь ей посочувствовал и веру в лучшее будущее вселил. За это никаких денег не жалко.
– Бывает же не только несчастная любовь, а и другие неприятности…
– Цыганка так тебя разговорит, что и сама не заметишь, как все ей расскажешь, а потом будешь удивляться, как это она обо всем догадалась. – Мама вдруг опомнилась и с тревогой посмотрела на дочь. – Ксения! Ты что, с цыганками связалась? Этого еще не хватало!
– Ничего я не связывалась. Так… Ехала рядом с одной в электричке.
– Ксения! Нельзя ездить с цыганками рядом! Облапошат – и не заметишь!
– Чего меня облапошивать? У меня ни денег нет, ни золота. Я думаю, их не заинтересуют мои украшения. – И она кивнула на Темкин подарок – кожаный браслет с кистями, сделанный из старой сумки его мамаши.
– Она тебе что-нибудь сказала?
– Сказала.
Мама охнула и замахала руками:
– Не верь! Слышишь, не верь ни единому слову!
– Не бойся ты так, мамуля. – Ксения поцеловала маму в щеку. – Ничего плохого она не делала. Она мне, наоборот, какую-то радость предсказала и, похоже, боялась, что я мимо нее пройду.
– Все равно не верь, доченька! Ну их, цыганок!
В десятом часу вечера к Золотаревым явилась собственной персоной Ирина Сыромятникова с батоном под мышкой. Дверь открыла мама Ксении, и Глазированный Сырок с порога объявила ей, что остается у них ночевать, поскольку ее родители уехали на свадьбу в другой город, а ей никак не открыть захлопнувшуюся входную дверь, так как она забыла ключи на полочке в прихожей, когда отправилась в магазин за хлебом. Мама сочувственно всплеснула руками, вытащила дочь из ванной и в красках описала ей несчастье, приключившееся с ее одноклассницей. Ксения, с волос которой капала зеленая вода, неопределенно махнула рукой, что означало нечто вроде «пусть проходит», и вернулась в ванную комнату отстирывать свои волосы.
– Ну, ты и здорова врать, Ирка! – восхитилась Ксения, войдя в комнату с намотанным на голове голубым полотенцем. – Так правдоподобно! Еще и с батоном притащилась, конспираторша. Я сама чуть не поверила.
– Ничего я не врала, – тусклым голосом отозвалась Сыромятникова. – Я в самом деле дверь нечаянно захлопнула, по привычке. Мама же у меня всегда дома, потому что домохозяйка.
– И что, родители действительно уехали на свадьбу? – удивилась Ксения. – А я подумала, что ты Пиковую Даму вызывать явилась.
– Они и правда уехали – у меня двоюродный брат вчера женился. Я уже второй день одна дома. Но я в самом деле решила совместить неприятное с полезным.
– То есть?
– Ничего приятного, между прочим, нет – по чужим квартирам кантоваться. Но Даму, я думаю, все же надо вызвать. Пора, как говорится, расставить какие-то там точки.
– Ага! Точки над «i».
– Вот-вот!
– А чего ты так поздно в магазин отправилась?
– Да все потому же. Привыкла, что мама все продукты сама покупает, а тут хватилась – чай попить не с чем.
Ксения сняла с головы полотенце, и Сырок по-мальчишески присвистнула:
– Ну и цвет! Похоже, придется брить.
– Стричься под ежа уж точно, – согласилась Ксения. – Можно, конечно, попытаться перекрасить, но что-то мне это уже начало надоедать.
Сырок оглядела комнату Ксении.
– А у тебя удобно, – заметила она.
– Да, мы с мамой старались, чтобы было уютно.
– Да я не про то. Зеркало не надо из ванной тащить. Твой трельяж даже лучше. И стоит как раз против двери.
– Ага! А если он тоже треснет? Маме не докажешь, что это дело рук Пиковой Дамы.
– Может, все-таки не треснет…
– Может, конечно, и не треснет…
– А свечи у вас есть?
– Не знаю… Только если какие-нибудь остатки. У нас в прошлом году часто электричество отключали, и мама покупала такие толстые, хозяйственные свечи. Сейчас посмотрю.
Ксения вышла из комнаты и через некоторое время вернулась с тремя безобразными огарками.
– Да-а-а… – огорченно протянула Ирка. – А вдруг ей такие не понравятся?
– Старухе, что ли? Перебьется. Зато мыло я принесла душистое – «Апельсиновая ветка» называется.
Сыромятникова с удовольствием понюхала нежно-оранжевый кусочек.
– Только нам с тобой, Ирина, ждать придется, пока родители не заснут, – заявила Ксения.
– Что ж, подождем, – отозвалась Ирка. – Я, знаешь, решила, что днем действительно вызывать духа не стоит. Кто знает, как они, эти духи, себя ведут в нестандартной ситуации. Может, хлопот от них днем-то не оберешься. Лучше, чтобы все было по правилам. А твои к двенадцати, как думаешь, угомонятся?
– Ну, этого я обещать тебе не могу.
Как и в памятную ночь прошлого спиритического сеанса, в ожидании двенадцати часов девочки уставились в видик. Только на сей раз предусмотрительно вместо ужастика поставили кассету с любовной историей «Сердце мое».
– Ну и чушь, – сказала Сыромятникова где-то посередине фильма. – Хуже «собаки-оборотня», честное слово! Слушай, а давай я сейчас, пока время есть, «Апельсиновой веткой» зеркало натру. Очень уж большая поверхность… еще не успеем…
– Ир! А может, узкие створки не надо тереть? Их можно за «спину» трельяжа завернуть, чтобы не мешали.
– Ну уж нет! Решили же, что все будем делать по правилам. Не хватало еще, чтобы из-за «спины» твоего трельяжа потусторонняя тварь свои когти выпустила, из незащищенных-то поверхностей!
– Хватит страх нагонять, – поежилась Ксения и уставилась на экран, где жгучий усатый бразильянец Луис-Карлос в сотый раз говорил своей Кончите, что она его сердце и одновременно горькие слезы.
– Небось потом выяснится, что он ее родной брат, – хихикнула Ирка, – а то к чему бы тут еще и слезы…