Лицо Маслякова дрогнуло, и рот как-то некрасиво съехал в сторону. Он зачем-то начал очень сосредоточенно отрывать висящий на нитках карман. Крис подошла к нему, одним движением сорвала с его груди ненужный уже цветной лоскуток и потащила молодого человека из кухни в комнату девушек.
Шурик проводил их глазами, а потом перевел взгляд на нахохлившуюся на табуретке Третьякову.
– Лена, если я тебе скажу сейчас то же самое, что только что сказала Маслякову Крис, ты поверишь? – спросил он.
Ленино лицо, в отличие от лица Антона, вытянулось от удивления. Спасительного кармана, болтающегося на нитках, у нее не было, поэтому она вынуждена была поднять глаза на Шурика и сказать:
– Скорее всего, нет…
– Почему?
– Потому что это… слишком… хорошо, чтобы быть правдой…
– Но это правда, Лена…
Лихачев поднялся со своей табуретки, ступил на больную ногу и опять вскрикнул. Третьякова бросилась на помощь и оказалась в объятиях молодого человека. Она попыталась вырваться.
– Не отпущу, – сказал он, – пока ты мне не поверишь.
– Но… ты мне еще ничего не сказал, – тихо проговорила девушка, глядя в его серые глаза. – Чему я должна поверить?
– Я сам хотел позвать тебя на дачу, но девчонки опередили. Я знал, что здесь обязательно представится случай все тебе сказать… Ты же знаешь, я, как и Соленко, ухожу из школы в колледж, поэтому для меня все, что сейчас происходит, очень важно…
– Что… важно… – едва дыша, прошептала Третьякова.
– Все… ты… То, что я могу тебя обнять… Я давно хотел сказать, но как-то стеснялся… А вот Криска, она не побоялась… И я тоже… больше не буду бояться, что ты неправильно поймешь. Я люблю тебя, Лена… Поверь, пожалуйста… Я никому еще не говорил таких слов. Только тебе…
– Я верю, – счастливо улыбнулась девушка. – Я не могу не верить, потому что сама… люблю…
– Лена-а-а… – протянул Шурик и прижал к себе девушку. – И ты будешь со мной встречаться, когда я уже не буду учиться в вашем классе?
– Я же сказала, что тоже люблю! – ласково упрекнула его она.
Скорее всего, эти двое утонули бы в поцелуях, но в дом возвратились Аня с Володей. Вместе и все-таки порознь, и оба в самом ужаснейшем настроении. Аня осталась стоять в дверях с похоронным лицом, а Соленко, ни на кого не глядя, сразу прошел в комнату, которая была отведена ребятам. Очень скоро он вылетел оттуда со своей спортивной сумкой на плече и направился прямиком к выходу.
– Володя, ты куда? – удивленно крикнула ему в спину Третьякова.
Культивированная в семействе Соленко вежливость не позволила ему проигнорировать вопрос девушки, да еще той, которая ничего плохого ему не сделала.
– Я поеду домой, Лена, – сказал он. – Наотдыхался, кажется, на всю жизнь.
– Вот это ты зря, – усмехнулся Шурик.
– Твое мнение меня не интересует, – холодно, но безукоризненно вежливо ответил Соленко.
Несмотря на отсутствие интереса к его мнению, Лихачев его все-таки высказал, предварительно посмотрев на часы:
– Пока дотрюхаешь до вокзала – если, конечно, найдешь к нему дорогу – электричка уйдет. Следующая, и она же последняя, – в ноль-ноль двадцать пять. Когда приедешь в Питер – метро, как ты догадываешься, уже будет закрыто, придется на вокзале до утра куковать. Как тебе такая перспектива?
Соленко с раздражением сбросил с плеча лямку сумки, и она тяжело шлепнулась на пол. Володя уселся на нее сверху, обхватив голову руками. Некоторое время все присутствующие напряженно молчали, потом Володя тяжело вздохнул и спросил, глядя строго перед собой:
– Скажи, Лихачев, зачем ты это сделал? Вроде бы другом считался…
– Что именно? – Шурик тоже старался на него не глядеть.
– Зачем нас всех сюда привез? Мог бы Анне все в городе сказать и одну сюда пригласить. Хотел меня на посмешище выставить? Перед всеми?
– Нет…
– Тогда зачем?!
– Ну… понимаешь, Володя, – решила вступиться за Шурика Аня, – в городе мы с тобой все время вместе, и у него никак не получалось, а тут так сложились обстоятельства…
– И как же они сложились? Неужели достаточно каких-то часа-полтора, чтобы ты совершенно забыла все то, в чем мне клялась? Неужели девичья любовь и впрямь столь же коротка, сколь долог волос?
– Ты, конечно, Володька, как всегда, очень красиво выражаешься, но все на самом деле не совсем так, как ты себе представляешь, – сказал Шурик, глядя в пол.
– «Не совсем так»!.. Или совсем не так! – криво улыбаясь, воскликнул Соленко. – В данном случае все эти тонкости не имеют существенного значения! – Он повернул свое красивое лицо к Анне и горько спросил: – Лихачев говорил тебе о… любви?
– Ну… говорил… – Аня густо покраснела.
– И ты… – начал Володя, но его перебила Третьякова, которая с ужасом слушала этот разговор.
– То есть… как это о любви… – начала она.
– Ну… понимаешь, Лена… Я знаю, что тебе Шурик нравится, и мы все старались, чтобы вы… – Аня подскочила к Лихачеву и встала с ним рядом. – Но так получилось, что у нас с ним тут… ну… на даче… возникли чувства… совершенно неконтролируемые…
– Чувства… неконтролируемые? – с изумлением повторила Третьякова. – Ничего не понимаю… А что же сейчас здесь было, а? – Она подошла к Шурику, опустилась перед ним на колени, чтобы заглянуть в его опущенные глаза. – Шурик! Ты можешь мне объяснить, что происходит?
– Ну что тут объяснять? – опять вмешалась Аня. – Ну неужели вы с Соленко такие тупые, что не понимаете?! Чувства – на то и чувства, что не поддаются контролю! Объяснить их невозможно! Вот не было любви, не было, а потом вдруг раз – и есть! Как солнечный луч прорезает мрак, так и нежданная любовь!
– Ой, нет… – поморщилась Лена. – Для меня это слишком красиво…
Она встала с коленей, так и не поймав взгляда Шурика, и опустилась рядом с Володей на его спортивную сумку.
– Да, Вовик, пожалуй, я тоже сегодня же уехала бы с тобой отсюда в Питер, если бы могла, – сказала Третьякова. – Как-то… тут стало неуютно…
В этот момент из «мужской» комнаты вышли счастливые Масляков с Камчаткиной.
– Есть что-то хочется! – весело бросила всем Крис. – Не помню, кто нынче дежурный… впрочем, все равно! Я видела в шкафчике муку. Я вам сейчас таких оладьев напеку, язык проглотите! У нас тут где-то оставалось козье молоко… Антошка! Достань вон с той полки синюю миску. Она глубокая! Как раз под тесто сгодится.
Антон, не глядя, достал миску и протянул ее Камчаткиной.
– Ой! Тут чья-то косметика… – удивилась Крис. – Лен! Вроде твоя…
Третьякова резко выхватила из ее рук свою косметичку и сказала: