– При чем тут Кирилл Анатольевич? – изумилась я.
– Ну как же... Вы же... Это же все знают...
– Да ну?! – Мои глаза, похоже, чуть не вывалились из орбит.
– Мы... конечно, понимаем, что вы не хотите афишировать свои отношения, – стала говорить Кузовкова, – а потому делаем вид, что ни о чем не догадываемся...
– А на самом деле догадываетесь?
– Ну... это же очевидно...
– Что именно?
– Что... Кирилл Анатольевич влюблен в тебя, а ты... В общем, мы всем отделом тебя уже сто раз осудили. Кирилл Анатольевич... он такой... Такой! Да не мог он тебя кинуть! Ерунду говоришь!
– Я не про Кирилла, Лена...
– То есть у тебя был другой?!
Леночка так закатила глазки и так подалась ко мне всем телом, что я поняла: она безмерно рада моему откровению. Она всегда лезла ко мне в подруги или в наперсницы, и тут вдруг ей такой подарок отвалился.
– Знаешь, Тоня! – Она даже позволила себе дотронуться до моего плеча рукой в перстнях. – Ты не расстраивайся по поводу того, другого... Наплевать и забыть! Вот Кирилл Анатольевич – это совсем другое дело. Он не кинет и не предаст. Ты подумай об этом, Тоня! Это я тебе как... друг говорю.
Леночка очень хотела бы сказать «подруга», но постеснялась, и правильно сделала.
– Ладно, Лена, так и быть, подумаю, – согласилась я, чтобы Кузовкова побыстрей отвалила. Я уже кляла себя за то, что позволила себе сойти со своего пьедестала. Пора было возвращаться на монументальное возвышение. Перед возвращением я еще раз взглянула в Леночкины голубые глазки и сказала:
– Только ты уж...
– ...никому! – продолжила за меня она. – Могила!
Минут через сорок после нашего с Кузовковой разговора в комнату, где я любила работать одна, ворвался разъяренный начальник.
– Какого черта ты растрезвонила всему отделу о наших отношениях? – прошипел Мастоцкий.
– А разве у нас есть какие-то отношения? – спросила я, мысленно аплодируя Леночке. Я представила, как с ее подачи сотрудники почесали языки о наши с Киркой спины.
– Ну... сейчас... нет...
– Вот! Как же я могла трезвонить о том, чего нет?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! – продолжал с присвистом шипеть Мастоцкий, и брови его при этом изгибались смешными домиками.
– Дурак ты, Кирилл Анатольевич, – сказала я, и начальник тут же огляделся кругом: не слышит ли кто-нибудь из сотрудников, как я его унижаю. Я усмехнулась и сказала: – Никого тут нет. Они, твои обожаемые сотрудники, сюда не ходят, когда здесь я, потому что мешаю им сплетничать.
– Антонина! – взвыл он.
Я за плечо опустила его в соседнее компьютерное кресло и предложила:
– Охолони чуток, Кира. Кузовкова сама мне сказала, что они давно заметили, как сильно ты в меня влюблен, и...
– Врешь... – перебил он меня. – Специально, чтобы еще больше унизить.
– Вру, что ты в меня влюблен? – рассмеялась я.
Кирилл уронил лицо в подставленные ладони, и мне вдруг стало жалко всех: его, себя, Феликса и даже почему-то Леночку Кузовкову с ее идиотским пристрастием к кошмарным юбкам.
– Прости, – сказала я. – Я не хотела сделать тебе больно.
– Больно?! – взвился Мастоцкий. – Это не то слово, Тоня! Ты постоянно делаешь мне очень больно! Я просил не афишировать наши отношения только потому, что никогда не верил в тебя. Я всегда знал, что ты натешишь свое тело и уйдешь от меня... читать свои книжки или... к другому! Хорош мужик, которого бросает женщина! Мне не хотелось, чтобы сотрудники об этом знали!
– Как оказалось, они все поняли, Кира.
– И что теперь?
– Ничего... Все останется, как было. Сотрудники будут делать вид, что ничего не знают. А мы с тобой будем делать вид, что не знаем, что они знают.
– Я люблю тебя, – сказал он.
– Это не ново, – печально отозвалась я.
– А ты опять в кого-то влюбилась, да?
– Влюбилась.
– Он бросит тебя!
– С чего ты взял?
– Ни с чего... Не он, так ты его бросишь... Мы уже все это проходили сто раз...
– Если он меня бросит, Кира, то...
– Что? – Мастоцкий подался ко мне всем телом. Я посмотрела ему в глаза и ответила:
– То я выйду за тебя замуж...
– Врешь...
– Нет... Мне уже много лет. Пора заводить семью, а то будет поздно...
– Обещаешь? – еле продышал Кирилл.
– Обещаю, – ответила я и отвернулась от него к своим графикам на экране компьютера.
* * *
После работы я, разумеется, поехала на улицу Полярников, 35. Дверь квартиры 171 мне открыл лысоватый толстяк в трениках с вещевого рынка и детской футболке с волком из старого мультика «Ну, погоди!».
– Мне бы Феликса Плещеева, – проговорила я немеющими губами.
Толстяк внимательно оглядел меня поверх очков, которые с трудом держались на кончике его круглого носика, и без тени сомнения сказал:
– А-а-а... Это вы утром звонили...
Я беззвучно открыла рот, но из него так ничего и не вылетело.
– Нет здесь никакого Феликса, – вынужден был сказать мужчина в волке и, похоже, испугавшись моего лица, посторонился. – Можете сами проверить... если хотите...
Я хотела. Я должна была убедиться... В чем? В том, что схожу с ума? Или в том, что Феликс фантастическим образом водит меня за нос? Но зачем?
Войдя в квартиру, я с ужасом огляделась по сторонам. Обои в коридоре были другими. И не новыми, которые за две прошедшие недели можно было переклеить. Они были потертыми, замасленными, кое-где отставали от стены, а около двери в комнату прямо поверх замысловатого обойного цветка зеленым фломастером была нарисована кособокая полосатая кошка. Увидев, что я не могу отвести взгляда от рисунка, мужчина солидно откашлялся и сказал:
– Это... видите ли... внук нарисовал... Бориска... Я не стал ругать – кошка хорошая, полосатая, как в жизни. Не находите?
Я кивнула. Пусть думает, что хорошая.
В комнате стоял кислый дух запущенного жилища. Обои, как и в коридоре, были старыми, выцветшими от времени и кое-где испещренными кошками, похожими на ту первую, зеленую. Видимо, кошки были любимыми животными начинающего анималиста Бориски. Что ж, я знаю вполне взрослых художников, которые ничего, кроме кошек, не рисуют. Эдакие котоманы... кошкожисты...
– Ну! – потерял терпение дед юного котомана. – Сами видите, нет тут никакого Феликса!
Феликса не было. Не было ничего, что могло бы хоть как-то быть с ним связано. Вместо дивана, на котором мы с ним обнимались, у стены стояла узкая односпальная тахта, наскоро прикрытая бесцветным от старости гобеленовым покрывалом. В том углу, где у Феликса находился компьютерный уголок, дед Бориски пристроил на кухонную табуретку телевизор LG последней модели – единственную новую и более-менее стильную вещь в квартире.